Кипяток! Значит, лишь он один поджидал нас.
Медленно стягивали мы с себя мокрые свитера, брюки. Размокшие ботинки имели жалкий вид. Только рукам дождь и снег пошли на пользу они стали чистенькие, белые, отмытые водой. Я влез в палатку и зажег свечу. Юзек успел лишь пробормотать:
— Гардас оставил тебе спальный мешок. — И воцарилась тишина.
Раздевшись почти донага, я вполз в спальный мешок и молча, съежившись, ждал, когда согреюсь. Пламя свечи беспокойно трепетало, словно бы собирался явиться дух, а за стенами палатки однообразно шелестели мокрые хлопья снега. Через некоторое время в рукаве палатки возникла покрытая снегом рука Сонама с котелком и дымящейся кружкой. Я быстро опорожнил все это, и меня обступило влажное тепло.
23 апреля
Когда я проснулся, солнце ярким раскаленным шаром уже висело над Рамтангом, но воздух еще был холодный.
Из нижнего «рондо» выкарабкался Соболь в своем неизменном вязаном шлеме, потом Рогаль.
— Что на завтрак? — спросил я у Марека. — Мы заслужили кое-что получше, чем обычно!
Он с благоговением извлек из контейнера банку растворимого кофе марки «Инка», единственную оставшуюся у нас, потом начатую пачку порошкового молока.
После завтрака каждый из нас принялся мыть свою посуду, скромно заняв место у ручья.
Чистые и посвежевшие, мы собрались на кухне. Крыша спасала от ослепительно яркого света. Мы закурили сигареты, и беседа снова коснулась каравана, а позже — нашего возвращения. Поездка на «фиатах» через добрую половину Азии и Европы рисовалась парням как увлекательнейшее приключение. Уже не покорение Кангбахена, а эта заманчивая поездка превращалась в желанную цель. Мы не говорили еще, что отказываемся от нашей горы, однако перспектива восхождения на вершину представлялась крайне далекой, почти нереальной. «Прогулка» на машинах ждала нас наверняка, а как будет с горой — чёрт его знает.
— Панове, надо ясно сказать себе, что мы проиграли. — Соболь сделал глубокую затяжку и продолжал говорить так, словно бы наше фиаско не вызывало у него сомнений.
— Еще есть время, — пытаюсь прервать его.
— Меньше месяца… Это слишком короткий срок. Нет, старик, чего ради я буду с тобой спорить! Ты только выгляни из кухни: можно ли одолеть такой пик за четыре недели? Я решил возвращаться в Польшу не позже 25 мая. Тогда уже придет муссон, и ты хоть стань на голову — ничего не сделаешь. А ведь предстоит еще обратный путь, и он займет не меньше месяца. Мне необходимо вернуться на службу 22 июня, как раз в тот день, когда заканчивается наш отпуск. Я однажды уже принял решение, что не откажусь от нормальной жизни, а в ней помимо семьи главное — моя работа.
