Случалось, что во время его радиовыступлений начинался обстрел. Здание Дома радио вздрагивало, люди спускались в подвалы. Вишневский оставался у микрофона, как солдат возле орудия. Он повышал голос, грохот канонады разжигал в нем ярость бойца. И Москва, и страна слышали, как голос Ленинграда покрывает орудийный гул.
На ленинградских фабриках и заводах перед новым, сорок третьим годом собрались пожилые рабочие и работницы, чтобы послушать по радио Всеволода Вишневского. Женщины, повидавшие за полтора года блокады больше, чем могло бы вместить самое мрачное человеческое воображение, — эти женщины, слушая Вишневского, плакали.
Он говорил о том, что Ленинград выстоит в своем небывалом поединке. Что врагу не дался успех. Что город восстановит здоровье своих защитников, усталых, раненых, больных. Что возродятся прелесть пушкинских парков, лепка дворцов, эхо в сверкающем Большом зале Екатерининского дворца — оно откликнется радостью на веселый русский голос. Вновь будет отлита статуя Самсона в Петергофе. Склонятся над чертежами архитекторы и конструкторы.
«Но, товарищ и друг, — крепчал голос в черных репродукторах, — мы не придем с тобой в этот солнечный парк, в гости к Пушкину, к истории, к тишине, отдыху, музыке и литературе по легкой, гладкой дороге. Мы пройдем с тобой, ленинградец, еще сквозь холод и бои, сквозь огонь, грязь, муки, кровь, стоны и скрежет…
Иные скажут: «Бывает очень, очень трудно», — продолжал Вишневский. — Я на днях получил письмо. Вот что пишет девушка из морской семьи: «Год назад у меня трагически погибла мать… Брат на фронте, дважды ранен, — сейчас о нем нет известий… Я осталась совсем одна, да еще в квартире восемь комнат и все пустые, — и я со своим горем одна в своей комнате, как в гробу. Темно, холодно, тоскливо…»
Милая девушка, вы не одна! С вами Ленинград… Подавите, убейте приступы тоски. Вот на эту слабость и надеется немец, а мы не поддадимся. Город, сам Ленинград, с живой душой, такой большой, все испытавшей, — говорит тебе: держись, друг! Город кладет свою большую ласковую руку на голову твою и гладит тебя…»
Передача окончена. Вишневский, усталый, но возбужденный, выключает микрофон, подходит к женщинам, сотрудницам студии, которые слушали его, сидя тут же, у «буржуйки». Появляется еще один человек — небритый, грязный. Женщины сердито обращаются к нему:
— Вода же есть, пойдите, умойтесь и побрейтесь. Противно.
Это тоже — реакция на речь Вишневского.
