Шел конец первого акта — его действие происходит в штабе командира автобата капитана Сафонова. Командир посылает молодую разведчицу к немцам в качестве связной.
Сафонов. Придется тебе идти к Василию и сказать, что мост рвать будем, и все подробности, чего и как. Но только это запиской уже не годится. Это наизусть будешь зубрить, слово в слово…
Валя. … А знаете, Иван Никитич, все говорят: родина, родина… и, наверное, что-то большое представляют, когда говорят. А я — нет. У нас в Ново-Николаевке изба на краю села стоит и около речка и две березки. Я качели на них вешала. Мне про родину говорят, а я все эти две березки вспоминаю. Может, это нехорошо?..
Сафонов — его играл Матвей Павликов — ответить не успел: за стеной театра раздался сильный удар. Разорвался снаряд. В театре погас свет. Петрова, игравшая Валю, и Павликов замолчали. В зале повисла гнетущая тишина. Артисты могли бы продолжать спектакль и во мраке. Но по правилам обороны во время воздушных налетов и обстрелов зрители должны были укрыться в бомбоубежище.
И вдруг артисты вздрогнули. В зале, в рядах кресел, где сидели закутанные в платки женщины, военные, приехавшие ненадолго с переднего края обороны города, ленинградцы, нашедшие в себе силы дойти до театра, — вспыхнул огонек. Он светил слабо, потому что излучался обыкновенным карманным фонариком. Но к нему сразу же присоединился второй, третий, пятый… Бойцы вставали со своих мест, пробирались между рядами кресел к барьеру оркестровой ямы и, пригнувшись, чтобы не мешать сидевшим сзади, старательно направляли свет своих карманных и аккумуляторных фонарей на сцену, на оцепеневших от изумления актеров. Скоро десятки световых лучей соединились на сцене, и стало почти так же светло, как если бы горели обычные театральные «юпитеры».
И актеры заговорили вновь. Диалог Сафонова и Вали продолжился.
— Нет, хорошо, — сказал Сафонов.
— А как вспомню березки, около, — вспомню, — мама стоит и брат…
Спектакль шел, действие развивалось, драматизм происходящего на сцене сливался с драматизмом жизни за стенами театра.
Так до конца спектакля.
До конца
Фонарики солдатские светили.
Нет, не они!
То русские сердца
На подвиг звали и опорой были… —
писал один из тех, кто это видел, поэт Петр Ойфа в стихотворении, посвященном Марии Григорьевне Петровой.
…Я тоже выхватил фонарик свой,
И бледный лучик бросился на сцену
С другими вместе — к девушке родной,
К неповторимой жизни и бесценной.
Хоть к Пулкову — в траншеи снеговые
