— Но он в самом деле праведен, — возразил хромой. — Говори что хочешь, мне дела нет. Его праведность ощущается, видится в глазах…
— Я — не видел, — отрезал слепец.
— А по-твоему, что такое праведность? — спросил Христос у хромого.
— Да просто малая толика человечности, господин. У бедняка мало радостей в жизни, а у калеки и того меньше. Касание дружеской руки для меня, господин, дороже золота. Если бы ты обнял меня, господин, просто обхватил бы руками на краткий миг и поцеловал, уж как я бы дорожил этим воспоминанием. Вот это была бы подлинная праведность.
От нищего разило. Вонь фекалий, мочи, блевотины и многолетней застарелой грязи окутывала его облаком. Христос нагнулся и попытался обнять его, и вынужден был отвернуться, и сдержал позыв к рвоте, и попробовал снова. Вышло несколько неловко: хромой рванулся обнять его в ответ, и вонь сделалась невыносимой, так что Христу пришлось поторопиться с поцелуем, после чего он оттолкнул нищего и выпрямился.
Из темноты под колоннадой донесся короткий смешок.
Христос поспешил наружу и прочь, всей грудью вдохнул холодный воздух. И лишь миновав высокую башню на углу храмового комплекса, обнаружил, что во время неловкого объятия хромой нищий украл у него с пояса кошелек.
Дрожа всем телом, он присел на углу под стеной и зарыдал — о себе, о потерянных деньгах, о трех нищих у купальни Вифезда, о брате Иисусе, о больной раком блуднице, о всех бедняках мира, о матери с отцом, о своем детстве, когда праведность давалась так легко… Нельзя, чтобы все продолжалось так, как есть.
Успокоившись, он отправился на встречу с ангелом в дом к Каиафе. Его по-прежнему била дрожь.
Когда Христос явился, ангел уже ждал его во дворе. Их обоих тотчас же проводили к первосвященнику. Тот загодя отпустил своих помощников, говоря, что должен обдумать их слова, а ангела приветствовал как весьма уважаемого советника.
— Вот этот человек, — промолвил ангел, указывая на Христа.
— С вашей стороны очень любезно заглянуть ко мне. Не хотите ли подкрепиться?
Христос с ангелом отказались.
— Пожалуй, вы правы, — кивнул Каиафа. — Дело невеселое. Я не хочу знать твоего имени. Твой друг наверняка уже объяснил тебе, что нам требуется. Стража, которой приказано арестовать Иисуса, стянута отовсюду и не знает, как он выглядит; кто-то должен указать на него. Ты готов?
— Да, — ответил Христос. — Но зачем вам понадобилась лишняя стража?
— Велик разлад — я говорю со всей откровенностью — не только в нашем совете, но в народе в целом, и солдаты в стороне не остались. Те, кто видел и слышал Иисуса, возбуждены, беспокойны, неустойчивы; одни любят его, другие порицают. Мне пришлось выслать отряд, которому я вполне доверяю: уж эти-то не станут спорить промеж себя. Положение крайне щекотливое.
