– Чего ты орешь как недорезанная?
Девушка метнулась в сторону от оврага.
– Женя, там труп!
– Какой труп? Успокойся. Дай, посмотрю.
Правда. Действительно, труп. Даже два. И понесла ее нелегкая в кусты именно в эту сторону! Что мешало пойти не направо, а налево? Хотя логично, здесь заросли гуще. И что теперь делать?! Ясное дело, вызывать милицию. Ладно, не так уж страшно, в конце концов, они тут ничего криминального не делали. Гуляли по берегу. Все равно противно – два женских трупа в овраге. Домой черт знает когда возвращаться придется.
– Успокойся, хватит всхлипывать. Сейчас в «ментуру» позвоним – все образуется.
– Что образуется? Я домой пойду, ладно?
– Какое «домой»? Совсем офонарела? Ты представляешь, как я буду выглядеть тут один с двумя мертвыми голыми девицами в кустах? Классно! Маньяк раскаялся и вызвал милицию!
Девицы действительно были голые. И вообще, выглядели довольно мерзко. Впрочем, как еще могут выглядеть трупы? Нет, эти были совсем странные – тела, испещренные ножевыми ударами – сколько их было? Так сразу и не сосчитать. На груди, там, где сердце, раны… Грудная клетка вскрыта.
Милиция приехала быстро. Овражек с чахлыми березками и густыми зарослями кустов быстро оцепили. Долго их там не задержали – так, взяли паспортные данные, спросили, чего они тут на берегу в пять утра делали. Ответ никого не шокировал – гуляли. Действительно, отчего не погулять с девушкой летом на рассвете. И ничего, что у тебя в паспорте штамп о заключении брака с особой, которая к этой прогулке никакого отношения не имеет. Лейтенант, проверявший документы, полистал паспорт и понимающе хмыкнул:
– Давай, Ромео, дуй отсюда. Как понадобится, тебя вызовут.
Хорошо, что за маньяка не приняли.
Место это было красивое. Как и все здесь, красивое неброской, тихой красотой. На открытку не просится. Просится в акварель.
Лейтенант Панюшкин был эстет. В детстве учился в художественной школе. Репиным не стал, жизнь сложилась по-другому. Однако живопись Панюшкин любил, до сих пор иногда в свободное время, которого с каждым днем становилось все меньше и меньше, «баловался» пейзажами. Портреты почти никогда не удавались.
Да, такое красивое место, и такой кошмар. Уже рассвело, легкий туман с водохранилища, придававший всей картине некий мистический флер, рассеялся. Вовсю заголосили птицы. Все стало до боли реальным. И девичьи трупы – в первую очередь. Женскими их назвать язык не поворачивался. Девчонкам, так, навскидку, лет четырнадцать-пятнадцать. Вот это то, что в газетах обычно называют «зверское убийство». И в данном случае уж точно нет никакого преувеличения. Панюшкин был парень молодой, но бывалый. Всякого уже навидался, но такое было в первый раз. И дело тут даже не в кровище и многочисленных ножевых ранениях. Тут, в принципе, ничего нового. От тоски, безденежья и общего вырождения «бытовуха» с «расчлененкой» давно перестала быть экзотикой. Здесь страшно было по-другому…
