В кругу жизнерадостных поэтов король Генрих чувствовал себя особенно вольготно. Конечно же, он и сам писал стихи. Можно было бы не придавать значения претензиям, предъявлявшимся к его новомодному хобби, если бы в остальном он проявил себя как сильный правитель. Главной задачей средневекового короля, по всеобщему воззрению, была защита и поддержание мира и правосудия (pax et iustitia), как это еще раз утвердил в своем сицилийском своде законов Фридрих II. Меж тем, Генрих, погруженный в праздник своего «двора муз» забыл создать хотя бы иллюзию стремления к этому идеалу. В его государстве росли и множились распри и беззаконие. Его советчики-рыцари были мало заинтересованы в переменах.
Поэтому неудивительно, что уже пожилой Вальтер фон дер Фогельвайде (возможно, находясь в Вюрцбурге) яро критиковал новые грубые «doene» (стихотворные строфы) придворных поэтов. Он даже радовался, если кто-нибудь из странников оставался без внимания или без вознаграждения, как это произошло на придворном сейме в 1225 году в Нюрнберге. Там четырнадцатилетний Генрих, как уже было сказано, впервые в жизни вершил суд, напуганный и расстроенный убийством Энгельберта. Столь «радостные» высказывания встречаются среди «шпрухов» Вальтера (песен на личные, религиозные или мировоззренческие темы) очень редко. Подводя итог он говорит: «Ребенок, выросший в дичи, ты слишком крив. Никто не может тебя больше согнуть (для розог ты, к сожалению, большой, для меча – слишком маленький), так спи же и устраивайся поудобнее... Теперь в твоей школе не будет учителей, ведь я ухожу и не могу ничем тебе помочь...»
Лишь в одной сфере деяния Генриха нашли широкую поддержку: он выступал против преследования еретиков, которые Фридрих II закрепил в своей Liber Augustalis. Начавшаяся в 1232 году в Италии волна преследований пришла в Германию, а свирепый Конрад Марбургский довел ее ужасы до предела.
Бесчисленные верующие в верхней Италии, впечатленные темными пророчествами и интерпретациями Священного Писания, ожидали в 1233 году конца света, Страшного Суда, явления Антихриста, а вместе с тем и прихода мессии, всемирного царства мира или аполлонического Золотого века. Крупномасштабное богослужение со всеобщим покаянием и молитвами о мире, названное экзальтированными проповедниками «Большая Аллилуйя», началось под руководством нового нищенствующего ордена доминиканцев, но вскоре вообще вышло из-под какого-либо контроля. Доминиканцы удовлетворились тем, что их основатель, умерший в 1221 году испанец Доминик, в 1234 году был причислен к лику святых, как и Франциск Ассизский. Организованные ими преследования еретиков превратились не только в безумие, фанатизм, но и в борьбу за власть. В королевстве Сицилия тем временем царил новый порядок. Заведенный Фридрихом, он остался неизменным: императорские чиновники недолго думая отправляли каждого появившегося в Апулии проповедника через границу, во Флоренции же со священниками поступали совсем «не по-божески». Однако в многочисленных столь важных для императора ломбардских городах монахи-«чудотворцы» могли беспрепятственно очаровывать народ, а иногда даже захватывать политическую власть. Так произошло в Вероне, этом ключевом пункте важнейших связующих путей между Севером и Югом империи, что имело весьма неблагоприятные последствия для Фридриха. Летом 1233 года один из его союзников, Эцелино да Романо, не отступающий ни перед каким преступлением тиран, должен был принести клятву послушания доминиканцу, возглавившему «Большую Аллилуйю».
