— А если с твоей стороны это была только месть?
— А ты что же, считаешь месть благим делом? — удивился он.
— Конечно! А как же иначе?
— Тогда я думаю, что тебе на досуге надо будет попытаться вспомнить себя в какой-нибудь языческой стране, в те времена, когда еще приносили человеческие жертвы и молились суровым богам. Вот там-то с твоими представлениями о добре и зле ты бы все поняла и не задавала лишних вопросов.
— Слушай, я никак не могу до конца понять, какую религию ты исповедуешь, — раздосадовано сказала я. — Ты мне постоянно пытаешься проповедовать какие-то непонятные истины, которые, если их собрать в одном месте, будут противоречить всем ортодоксальным религиозным направлениям. Так какой концепции ты все-таки придерживаешься?
— Той единственной, которая существует, — коротко отрезал он.
— Ну и что же в ней говорится по поводу благородной вендетты?
— Что это самое низкое дело — проклинать и ненавидеть своих врагов.
Я ядовито усмехнулась:
— Ну все ясно. Классический подход! Всем негодяям воздастся за грехи их. А если приплюсовать сюда теорию реинкарнации, то воздаваться будет уже в следующих жизнях. Я права?
— Сколько бы ты не хорохорилась, мировые законы все равно не изменишь, даже, если тебя они не устраивают. Утешить же я могу тебя только тем, что, на самом деле, механизм вселенского возмездия устроен немного не так, как ты пытаешься себе представить.
— А как?
Он повернулся и посмотрел на меня:
— Я ничего тебе пока не скажу. Я просто дождусь, когда ты увидишь это сама, а потом уже помогу тебе во всем разобраться. Договорились?
Ладно, — вздохнула я, — делай как знаешь. Но расскажи мне, по крайней мере, что ты все-таки думаешь об этом ее проклятье. Могло ли оно преследовать нас из жизни в жизнь, или растаяло в ту же ночь над разбойничьим лесом?
— Мне думается, что оно преследовало нас ровно столько, столько мы продолжали совершать одну и туже ошибку, — сказал он, поправляя воротник моей куртки.
— Интересно какую?
— Задай мне этот вопрос через несколько дней, и я обещаю, что дам на него исчерпывающий ответ.
— Я так понимаю, — сказала я, уже почти смирившись со своей участью, — что ты предлагаешь мне все эти дни вплотную заниматься воспоминаниями?
— Видишь ли, — усмехнулся он, — тебе уже не остается ничего другого, как только пройти этот путь до конца.
— Почему? — удивилась я.
— Потому что ты задала слишком много вопросов. И теперь тебя не отпустят до тех пор, пока не заставят не только выслушать все ответы, но и все их осознать, пропустить сквозь себя, и применить полученные знания в жизни. Таков закон.
