– Что, получила, старая карга? Мне опять удалось надуть тебя! Прочь! Прочь отсюда!
Но я знал, что все это бесполезно. Однажды она придет за мной, преодолев все препоны. Может быть, сегодня? Может, это ее силуэт проглядывает сквозь метель? Я устал, невыносимо устал.
Водитель остановил машину перед «Националем». Чахлые елки в кадках у двери подмигивали сквозь снежную завесу электрическими огнями. Я увидел машину Ады на парковке. Портье в ливрее распахнул передо мной дверь. Я поднял воротник пальто, незаметно проскользнул в вестибюль. Ада, стоя спиной ко мне, разговаривала с администратором. Вероятно, он сказал ей, что я еще не вернулся.
Я быстро прошел мимо них, они не успели меня заметить. Я поднялся в номер. Меня колотило то ли от холода, то ли от нервного потрясения. Я быстро соорудил и занюхал еще две «дороги». Отличный кокаин, колумбийский. Такого в Москве просто так не достать. Но мой агент Джон – редкостный проныра, достанет все что угодно из-под земли.
На столе в гостиной лежала кипа программок послезавтрашнего спектакля. С глянцевой бумаги на меня смотрел безупречный, классический бледный профиль Дориана Грея. Изумрудные глаза, пшеничные волосы… Капли на висках, голубое дрожащее крыло стрекозы, золотистый пушок вдоль позвоночника… Темное окно во всю стену… Легкий профиль золотоголового мальчишки в нем…
– Аа-а, ты снова здесь?! – заорал я. – Я говорил тебе, не смей больше приходить. Зачем ты явился?
– Вацек, ты болен, – грустно сказал мне Стас. – Я боюсь за тебя. Ты устал, издергался, прошу тебя, ляг, поспи. Завтра у тебя самолет, ты вернешься домой. Я умоляю тебя, сходи к врачу… Ты ведь законченный наркоман, братик.
– Не заговаривай мне зубы! – зашипел я. – Тебя интересует мое душевное здоровье, так? Ты очень переживаешь, как бы я не сбрендил? Почему же за столько лет ты ни разу не попытался разубедить меня в том, что я убийца? Тебе доставляло удовольствие смотреть, как я мучаюсь, как страшусь разоблачения?
– А что бы изменилось? – спросил он. – Ты сам знаешь, реальности не существует. Все субъективно. Внутри себя ты был убийцей. Ты сознательно шел к этому. Тебе хотелось стать Дорианом Греем до конца – вечно юным, вечно прекрасным, с черной пустотой внутри. Ты толкнул старика и даже не стал проверять, жив ли он. Твоя роль была сыграна, тебе достаточно было и того, что ты увидел, чтобы до конца жизни считать себя погибшим. Ты актер, Вацлав, но тогда ты заигрался, не смог выйти из образа.
