– А зачем мне было говорить? – его рот дернулся. – Я не испытывал потребности в бесплодных излияниях. И чувства собственности, как ты знаешь, был лишен: мне не хотелось завладеть твоей жизнью, твоей душой – да, признаю. Но она была закрыта для меня – твоя душа. Мои поступки не вызывали в тебе никакой другой реакции, кроме слегка брезгливой усмешки свысока. Мне не удавалось пробудить в тебе ни восхищения, ни ненависти, ты была абсолютно, кристально равнодушна ко мне. Разве не так?
Я не знала, что ответить ему. Что я всегда восхищалась и преклонялась перед его талантом? Что его человеческие качества были мне глубоко неприятны, возможно, потому, что он умело прятал все хорошее, намеренно выставляя напоказ цинизм, испорченность и развратность? Если бы нам удалось сойтись ближе, возможно, все могло получиться иначе… Его безупречная внешность, исключительная одаренность, живой, развитый ум, обаяние сделали бы свое дело… Но история не имеет сослагательного наклонения, все вышло именно так, и ничего изменить уже нельзя.
Он не дал мне ничего ответить, продолжил, глядя на меня немигающими коньячно-зелеными глазами:
– Однажды я чуть было не признался тебе. Помнишь, четвертый курс, ноябрь, один вечер в общежитии…
И я вспомнила, действительно, вспомнила тот вечер. Был чей-то день рождения. Мне удалось ненадолго оставить годовалую Нику с соседкой и заскочить в общагу поздравить именинника. Все уже напились. Грохотала музыка. В коридоре отплясывали какой-то дикий танец. В углу комнаты скорчился Влад, глядя на всех стеклянными, пустыми глазами и улыбаясь застывшей просветленной улыбкой. Мне тоже налили отвратительного пойла. Я немного посидела за столом, а затем вышла покурить на общий балкон и увидела там Вацлава.
Он стоял, облокотившись на проржавевшие металлические перила, в накинутом на плечи пальто с поднятым воротником. Порывистый ноябрьский ветер играл его золотистыми кудрями, бледные, покрасневшие на костяшках пальцы сжимали черные драповые отвороты. Он обернул ко мне свою царственную голову, идеальный античный профиль. Печорин, Ставрогин, все герои сестер Бронте в одном лице, кто там еще был демонический и прекрасный в классической литературе? Да нет, боже мой, конечно, нет – воплощенный Дориан Грей, вот он кто.
Я остановилась возле него, закурила. Внизу ветер гнал по улице последние остатки оранжевых и багряных листьев. Над домами нависла седая снежная туча, еще несколько минут – и она лопнет, просыплется над городом своей серой мерзлой трухой.
