– А ты еще помнишь, каков ты – настоящий? – качнул головой он. – Еще не запутался во множестве намертво прилипших к тебе масок?
– Намертво? – ахнул я. – Оставь это! Я живой, я все еще живой, разве ты не видишь? Я тащу эту вечную, опостылевшую мне муку, старею, умираю каждый день, чтобы назавтра проснуться заново.
– Ты не живешь, – покачал он головой. – Ты играешь. Зачем ты явился сюда? Зачем дразнишь и мучаешь этих людей? По-детски забавляешься, ломая их судьбы?! Ведь они давно перестали быть тебе интересны, кроме, может быть, одной из них.
Я ощутил горечь во рту. Развратный гостиничный полумрак закружился у меня над головой.
– Зачем ты соблазнил эту женщину, Катю? Она ведь не нужна тебе, у тебя нет к ней никаких чувств. Зачем ты опять перевернул ее жизнь, может быть, по-своему счастливую?
– Счастливую? Да ты смеешься, что ли? – ахнул я. – Послушай, мне и делать ничего не пришлось: она сама бросилась на меня, желая хоть как-то вырваться из опостылевшей рутины. И ты считаешь, я должен был благородно отойти в сторону? Ну нет, мне было интересно, как скоро верная и преданная жена забудет свои обеты и кинется в пучину разврата.
– А эта девочка, Вероника? – продолжал он. – Зачем ты морочишь ей голову, зачем обещаешь несбыточное? Ты и ее тоже хочешь соблазнить?
– А вот Веронику не трогай! – разозлился я. – Я мог бы уже десяток раз затащить ее в постель, если бы захотел. Но здесь другой случай. Я не хочу делать ей больно. Она в самом деле нравится мне – такая юная, красивая, талантливая, как ее мать, а возможно, и больше. Что ее ждет в этой стране? Опошлится, обабится, как Катя. Или станет озлобленной сукой, как Ада. А мне бы хотелось, чтобы ее ждала другая жизнь – сцена, возможности, признание, мировая слава.
– Но ты ведь ничего не сделаешь, чтобы помочь ей? – настаивал он.
– Не сделаю, потому что каждый должен пройти свой путь, – бросил я. – Но по крайней мере покажу ей, что бывает иначе. Хотя… возможно, и сделаю, надо же когда-то поступаться своими принципами, в конце концов, это тоже увлекательное занятие.
– Я не верю тебе, ты только зря смутишь ее, поманив золотой сказкой, а потом исчезнешь! А ты не задумывался, что ждет ее после? Что, если от несоответствия мечты и реальности она погибнет, покончит с собой? Что, если всю жизнь потом будет несчастна, понимая, что не смогла добиться всего того, о чем ты ей рассказывал? Ты заманиваешь ее в преисподнюю, Вацлав.
– Прекрати! Зачем ты явился? Обвинять меня в грехах? Ты святоша! – с горечью выкрикнул я. – Мученик! Что ты знаешь о жизни?! Ты навсегда остался чистым и светлым ребенком. С брызгами в волосах и бирюзовой стрекозой на плече. Эта проклятая жизнь не била и не ломала тебя, не иссушала чувством вины, не заставляла творить зло и рыдать в ужасе от того, что натворил.
