– Хм, это многое в тебе объясняет, – задумчиво произнесла Ада.
– Выходит, я тоже тебе интересен, так? – улыбнулся я.
Она ничего не успела мне ответить. Запись окончилась, и Ксения, хлопнув в ладоши, начала репетицию.
Мы репетировали отрывок из третьего действия – разговор герцогини Монмаут, Дориана Грея и лорда Генри. Ксения наблюдала за нами из зала, надувая щеки от осознания собственной важности.
Надо признать, эти репетиции изрядно веселили меня. Смотреть на моих бездарных однокурсников, мнящих себя великими актерами, было забавно. Единственно талантливой на этом празднике жизни была лишь Ада.
Я всегда знал, что у нее есть потенциал. От нее исходил особый свет, именно тот, от которого зажигаются сердца в зрительном зале. Она была точна в оценках, органична, изысканно-мила в своей роли. Этот творческий огонь, поддерживаемый упорным стремлением стать настоящей, серьезной актрисой в Аде никогда не гас, и с годами она из просто талантливой девочки с багринцевского курса превратилась в истинного профессионала, выучила и постигла все тайны актерского мастерства. Когда она, целиком перевоплощаясь в образ героини, легко и естественно произносила свои реплики, рядом с ней не было видно партнеров.
Впрочем, это и к лучшему, потому что выглядели ее партнеры невыносимо жалко. Гоша был деревянный, лорда Генри ему могла дать играть только такой доморощенный режиссер, как миссис Багринцева. Катя путалась в сценическом пространстве и все время пыталась спрятаться за партнеров – она боялась сцены. Хотелось стащить ее в зал и ласково попросить больше никогда не делать попыток взобраться на сцену снова. Но актер сам по себе тонкая субстанция, ему не дано видеть себя со стороны, хотя моим коллегам подобный опыт не помешал бы.
Влад был органичен, это было его врожденным качеством, но талантом в прямом смысле слова я бы это не назвал. Его вытягивала природная харизма, особый склад личности – лицедейский, играющий. Но мастерством он не блистал, не вкладывал всего себя в театральное действие, как это делала Ада. Она жила на сцене, другие же просто существовали.
После репетиции я попросил у Ксении запись, чтобы спокойно, без посторонних глаз, посмотреть ее дома. Никогда не любил публичного проявления чувств – тратишь слишком много усилий на самоконтроль, так что на понимание оттенков переживаний уже не остается ресурсов. На выходе из зала ко мне подскочил Влад.
– Вац, ну ты че все как неродной, когда мы уже затусим нормально наконец?
