Характерный пример. В 1830 году «Литературная газета» опубликовала пушкинский памфлет «О записках Видока» — французского авантюриста и мошенника, начальника парижской сыскной полиции, намекавшего в своих мемуарах, которые были изданы в 1826–1829 годах, на дружбу с известными писателями. Правительство всполошилось и приказало изъять книгу и портреты Видока из продажи. Объяснялось все просто. Памфлет был построен на сходстве некоторых моментов биографий Видока и Булгарина (дезертирство из армии, доносительство, мошенничество и т. п.), что сразу поняли читатели.
Главное же в том, что Пушкин впервые печатно указал на политическую подоплеку литературной деятельности Булгарина и его связь с органами тайного полицейского надзора. И хотя имя названо не было, все узнали настоящего героя. Памфлет, кстати, первоначально предназначался для журнала «Московский вестник», но его редактор — М. Погодин — не решился на публикацию. В дневнике 18 марта 1830 года он записал: «Пушкин давал статью о Видоке и догадался, что мне не хочется помещать ее (о доносах, о фискальстве Булгарина), и взял».
Особенно едко и резко нападал на Булгарина Вяземский, который сам лично не раз был мишенью его политических и литературных доносов. Именно Вяземский первый дал своему оппоненту прозвище «Флюгарин иль Фиглярин», которое, как и пушкинское «Видок», стало нарицательным: «Видок-Фиглярин», «Фиглярин неотвязный», «Авдей Флюгарин», «Фиглярин-моралист». В 1845 году в стихотворении «Важное открытие» Вяземский «суммировал» собственные и своих друзей оценки:
Я знал давно, что подл Фиглярин,
Что он поляк и русский сплошь,
Что завтра будет он татарин,
Когда б за то ему дать грош.
Я знал, что пошлый он писатель,
Что усыпляет он с двух строк,
Что он доносчик, и предатель,
И мелкотравчатый Видок;
Что на все мерзости он падок.
Что совесть в нем — истертый знак,
Что он душой и рожей гадок,
Но я не знал, что он дурак…
Думаю, теперь нетрудно сопоставить черты Булгарина и тех литературных негодяев, о которых идет наш рассказ. У них так много общего, родственного, что, будь Загорецкий, Молчалин или Шприх реальными людьми, мы вполне могли бы переадресовать им все нелестные характеристики Булгарина. И наоборот: сопоставляя факты из жизни Булгарина с поступками наших героев, мы обнаруживаем их совпадение и общность движущих мотивов. Проницательный Вяземский подметил и это. Зная о булгаринских восхвалениях умерших Крылова, Грибоедова и Рылеева, он счел своим долгом вступиться за их честь и назвал при этом лицо, к которому на самом деле был близок автор «нравоописательных» романов:
