Погоди-ка, говорю. Кухнями я не интересуюсь. Посидим лучше на крылечке.
Отправились мы в обратное путешествие, а на крыльце уселись в кресла-качалки и прокачались до самого обеда.
Грейси Мэй, говорит он за обедом и берет кусок жареного цыпленка с блюда, которое держит женщина у него за спиной, я тебе приготовил небольшой подарок.
Дом. Угадала? — спрашиваю я, подцепляя вилкой гарнир.
А ты избаловалась, говорит Трейнор. Очень смешно он произнес это слово — половину букв будто раздавил. Точно язык у него стал такой большой, что еле помещается во рту. С цыпленком он разделался в одну минуту, теперь занялся свиной отбивной. Я и правда избаловалась, подумала я.
У меня ведь есть дом. И Хорас в эту самую минуту красит в нем кухню. Я сама купила этот дом. И моим детям в нем хорошо.
Но тот, что я тебе купил, почти такой же, как мой. Разве что чуть поменьше.
Не нужен мне дом. Да и кто в нем будет убирать?
Он посмотрел на меня с удивлением.
До чего же туго до некоторых людей доходят самые простые вещи, подумала я.
Мне это и невдомек, говорит. Хотя какого черта, я тебе кого-нибудь туда поселю.
А я не хочу чужих. Они мне действуют на нервы.
Действуют на нервы?
Да. Не хочу проснуться поутру, а в доме какие-то люди, которых я даже не знаю.
Он сидит против меня за столом и смотрит. Об этом ведь тоже есть в песне, да? — спрашивает. Хоть и не сказано словами. Не хочу проснуться поутру, а в доме — чужие люди. А у меня тут их целая орава, чужих, включая жену.
Хотя чего бы и не проснуться, когда на столе такая вкуснота, говорю я. У тебя тут волшебник пекарь — такого кукурузного хлеба я сроду не едала.
Он пристально на меня поглядел. И засмеялся. Только тут же оборвал смех.
Всем нужно то, что у тебя есть, а не ты сам, говорит. Всем нужно то, чем ты владеешь, да только это — не мое. Когда я пою, все прямо с ума сходят. Что-то чуют, а распознать, в чем секрет, не могут. Носятся по следу, точно свора гончих.
Это ты про своих обожательниц говоришь?
Про них самых.
Ты о них больно не тревожься. Они кукареканья от мычанья не отличат. Сомневаюсь, чтобы среди них хоть одна понимающая нашлась.
О том я и толкую. О том самом! — Он стукнул кулаком по столу. А стол до того массивный, даже не дрогнул. Хочу, чтобы публика была настоящая! На кой черт мне эти девки — под ноги стелются.
Знаешь, говорю, в моей жизни когда-то тоже так было, хотя такая слава мне и не снилась. Только начни я петь чужую песню,— тут бы мне и конец.
