Отец призывал нас к бодрствованию — и всегда бодрствовал.
Он призывал нас прощать — и прощал нам все наши художества.
Он призывал любить Бога — и любил Его беззаветно, всем сердцем, всей душой, всем разумением, всей крепостью.
Он призывал только к тому, что испытывал и знал сам.
Если он умел, испытывал, знал — значит, это возможно.
Я отчетливо понимаю: встреча с отцом Александром — поворотный пункт моей жизни. Она определила мое внутреннее устроение, позволила мне жить осмысленно, дала мне упор и несравненный образец.
Кто более популярен в нашей стране — о. Александр или какой‑нибудь эстрадный идол? Вопрос риторический: конечно, идол. Впрочем, на Западе то же самое — не стоит обольщаться. Попкультура для нынешнего общества важнее, чем культура. Не говорю уже о том, что превышает культуру и потому превышает разумение толпы.
Он исцелял людей (духовно и физически) как бы мимоходом, не желая акцентировать свои заслуги, привлекать к себе внимание.
Необозримый космос его души.
Снова вспомнил похороны о. Александра. Митрополит Ювеналий, огласив частное послание Патриарха и сказав достаточно тепло об отце, удалился в храм. Начались надгробные речи. Первый — Глеб Якунин. Неожиданно вслед за ним предложили выступить мне (наверно, потому, что я оказался у гроба). Согласен ли я? Да, я согласен. Собраться с мыслями было нелегко. Всё как в тумане. Говорил с долгими, мучительными паузами. Всё сказано верно, но как мало я сказал, как многое успел забыть в тот момент!
Политковский снимал для TV — сначала панихиду в храме, потом ее продолжение на улице, забрался на крышу церкви и снимал оттуда, а потом — на дерево у могилы. Эти съемки — бесценный документ. Куда это пойдет?[8]
Когда закончились наши надгробные слова, а отпевание всё не начиналось, желающие стали высказываться с паперти храма. Среди них — высокий человек в монашеской скуфье с бледным одутловатым лицом и ускользающим взглядом. Это он провозгласил, что отца убили «свои», а потом и вовсе, неожиданно для всех, стал распоряжаться похоронами. Где я его видел?.. Вспомнил: в толпе «патриотов» из «Памяти» и прочего сброда.
До чего ж отвратителен этот тусклый мертвенный голос, с точностью метронома повторяющий по мегафону одну и ту же фразу: «Пойте все!» Мы идем со свечами к могиле, прощаться. «Пойте все!» И опять: «Пойте все!»… Господи, да без тебя ж поём! Кто поставил тебя командовать?
Самозванец. Чужой. Эта братия и здесь распоряжается, налагает на святыню свою мохнатую лапу. Примазывается. Наглость — их отличительное свойство.
