Неуловимость главного в отце. Оно растворено, существует в диффузном виде.
В свете событий, которые мы сейчас переживаем, это убийство выглядит особенно зловещим. Оно — как спусковой крючок или как обвал, положивший начало гигантской лавине.
Рецепторов у него было в сотни раз больше, чем у обычного человека. Тончайшее восприятие, мгновенный отклик на интонацию, жест, слово.
Если говорить о его духовных детях, то можно сказать, что он образовал нас, заново родил каждого из нас во Христе.
Сейчас для о. Александра началась «жизнь после жизни», но не в том смысле, который придал этому выражению Р. Муди.
Духовная чистота. Глубокая одухотворенность и — приятие ценностей земной жизни.
Прозрачность (и таинственность) его слова.
О. Александр был глубоко связан с мировой христианской традицией и тончайшими нитями — с русской Катакомбной Церковью. Может быть, от нее он взял пристальное внимание к каждому отдельному человеку, особую теплоту, проникновенность.
Он являл собой живой храм веры, храм любви.
Спрессованность информации в его текстах.
Осуждал охоту на ведьм, страсть везде унюхивать ересь и крамолу.
Говорил, что Страшный Суд не «где», а в ином измерении, в ином плане бытия. В нашем сердце уже есть иное измерение.
Сегодня слово о. Александра приобретает особую актуальность.
Это террористическая власть. Она была такой с самого начала. Она осталась такой.
Закрепленные в истории, в космосе и в вечности, мы не можем выпасть из мироздания: аз есмь, мы есмы (по–древнерусски). Мы существуем — от слова «суть», а суть — это духовная эссенция, божественная сущность (греч. «усия»), которая есть основа нашего существа. В отце Александре эта эссенция обладала особой концентрацией и мощью. Отсюда — исходившее от него веяние благодати.
Надо полагаться не на цели, а на средства. Цель — результат побочный по отношению к средствам. Да и вообще наперед загаданное обычно не сбывается или сбывается с такой «примесью», что лучше бы не сбылось. Средства трансформируют цель (известно, чем вымощена дорога в ад). В этом смысле они первичны. Благие средства обязательно приведут к благой цели. Сдается мне, что о. Александр этим и руководствовался. Он делал то, что должен был делать, и цель достигалась сама собой. Это и означает «положиться на волю Божию».
Я говорил: о. Александр был счастливым человеком. И это правда. Но правда и другое: «Чем выше человек, тем больше он страдает» (А. Ельчанинов). Нам даже трудно представить себе, сколько страданий причинял отцу этот подлый мир. А мы, его близкие, отнюдь не считающие себя подлыми, разве мы не заставляли его страдать при всяком почти соприкосновении с нами?
