— На его фонеГалич сильно проигрывал. Он казался жалким, грешным. Он мешал мне.
— А отец Александр?
— Он смутил меня.
— Почему?
— Потому что у меня было впечатление, что стоит закрыть глаза, и начнется Нагорная проповедь.
— Он был похож на библейского пророка?
— Нет, на Христа. То есть у меня было впечатление, что передо мной Христос. И его еврейское происхождение это впечатление усиливало. Я знал многих священников, но он на них не был похож. Он был совсем другим. Он, как Христос, не входил в иерархию. Он меня испугал.
— Почему?
— Я боялся, что он увлечет меня в прошлое.
— Почему в прошлое? У меня было ощущение, что он из будущего.
— Да, но для этого надо было сначала вернуться в прошлое, в библейские времена, а потом уже в будущее. А у меня была масса своих дел, и я не хотел этого. Но слушать его было наслаждением. У него был особый язык — возвышенный, но каждое слово входило прямо в душу.
Вот такой был разговор. А на днях я встретился с другой своей знакомой, испанской журналисткой Пилар Бонет. Это она брала у отца Александра последнее интервью в сентябре 1990 г. Я спросил ее, встречалась ли она с отцом до этого интервью. Оказалось, что она была на его лекции о Библии в Институте мировой литературы. Я попросил ее вспомнить, по возможности, свои впечатления от этой лекции. И вот что она рассказала (я записал).
«Я слушала его как откровение. Я поняла: то, что он говорит, касается нас всех. Я поняла, что религия — часть культуры, что над этим стоит размышлять. Меня поразили его универсализм и его тонкость. Это было как симфония, как музыка. Этой лекцией он стирал всё, что во мне наслоилось. Он показал, что о Боге можно говорить по–другому. Живого ощущения Библии до этого у меня не было. У меня было физическое ощущение, что с нами обращались преступно. Это было неправильно, и потому я реагировала на религию как на формальную вещь, без духа. Если бы с нами говорили по-другому, мы были бы глубже. Но люди, с которыми я сталкивалась, были неспособны на это. Когда мне было семнадцать, я перестала думать о религии, а тут я впервые поняла, как важна религия. И я купила Библию. Я ощутила, что то, что с нами делали, — это обеднение. Я стала жертвой этого упрощения и того процесса образования, в который я попала. На глубине я ничего не понимала.
Поэтому та лекция — это был шок. Поражала глубина объяснения предмета. И это осталось как нерешенный вопрос. Еще надо многое наверстать в этой области. Я поняла, что Новый Завет — глубокая книга и что христианское учение — очень современное.
