— Господи, что это вы, папа! — воскликнула Чарити.
— Одни из нас, говорю я, еле-еле плетутся, — повторил ее родитель, одушевляясь все более, — другие, наоборот, мчатся на перекладных. Наши страсти — это лошади, и притом необузданные!
— Ну что вы это, папа! — воскликнули обе дочери в один голос. — Даже слушать неприятно.
— Да, необузданные! — повторил мистер Пексниф так решительно, что в эту минуту, можно сказать, сам проявил некоторую моральную необузданность. — Добродетель — наш тормоз. Мы отправляемся в путь из «Материнских объятий» и доезжаем до «Лопаты могильщика».
Тут силы мистера Пекснифа истощились, и он был вынужден снова подкрепиться. Подкрепившись, он плотно заткнул сосуд пробкой, с таким видом, будто затыкал фонтан красноречия, исчерпав предмет беседы, после чего заснул на целых три перегона.
Люди, засыпая в дилижансе, имеют обыкновение просыпаться не в духе, чувствуя, что ноги у них затекли, а мозоли ноют, как никогда. Мистер Пексниф, не будучи избавлен от общей для всех смертных участи, почувствовал себя после легкой дремоты жертвой этих немощей до такой степени, что не в силах был противиться искушению выместить свои страдания на дочерях, и уж начал было лягаться и производить ногами разные другие неожиданные движения, как вдруг дилижанс остановился, и после некоторой задержки дверца его отворилась.
— Ну, так смотрите же, — произнес в темноте чей-то резкий, пронзительный голос. — Мы с сыном садимся внутрь, потому что на империале все полно, но вы согласились взять с нас ту же цену, что и за наружные места. Решено и подписано, мы дороже не заплатим. Так, что ли?
— Ладно, сэр, — ответил кондуктор.
— Внутри кто-нибудь есть? — осведомился тот же голос.
— Трое пассажиров, — сообщил кондуктор.
— Тогда я попрошу этих трех пассажиров засвидетельствовать нашу сделку, если они будут настолько любезны, — сказал тот же голос. — Ну, сынок, а теперь, я думаю, мы можем садиться, ничего не опасаясь.
И в соответствии с этими словами два пассажира заняли места в дилижансе, которому парламентским актом торжественно разрешалось перевозить до шести человек, при условии если они окажутся налицо.
— Вот это повезло! — прошептал старик, когда дилижанс тронулся с места. — Это ты ловко сообразил. Хи-хи-хи! Да мы бы и не могли ехать снаружи. Я бы умер от ревматизма!
Пришло ли в голову почтительному сыну, что он несколько перестарался, заботясь о продлении родительской жизни, или холод испортил ему настроение, неизвестно. Только вместо ответа он угостил своего папашу основательным толчком в бок, отчего добрый старик раскашлялся на целых пять минут без перерыва и довел мистера Пекснифа до такой степени раздражения, что у того вырвалось наконец — и совершенно неожиданно:
