Если так будет каждый день на протяжении шести месяцев, я подохну.
— Она не произвела на меня никакого впечатления.
Он внимательно посмотрел на меня, нахмурив брови:
— Вас ничто не удивило?
— Нет… У этой девушки ничего серьезного.
Он скрестил руки на груди:
— О чем она нас попросила?
— Она сказала, что больше не переносит свои таблетки. Это очень простой случай. Можно было уложиться в пять минут.
И не тратить полчаса на бесполезную болтовню, но я ему этого не сказала — я была в бешенстве, но еще не сошла с ума, и это неважно, что он меня бесит с самого первого дня…
— Правда?
Он склонил голову набок и указал на кресла для пациентов:
— Садитесь.
Он устроился в своем кресле на колесиках, положил локти на стол, соединил ладони и спросил:
— Что именно вам не нравится?
Я усмехнулась, настолько он был нелеп. Я положила руку на стол и, желая дать ему понять, что хватит шутить, сказала:
— В какую игру вы играете?
Улыбка исчезла с его лица.
— По-вашему, я играю?
— Понятия не имею! В любом случае, хочу вам сказать, что я — не одна из ваших пациенток. И ваши методы мне непонятны.
— Очевидно. Потому что я не играю в доктора…
— Что?
Его лицо стало твердым, и он зарычал, как бульдог, готовый укусить:
— Я поступаю не так, как все так называемые профессиональные врачи, которые считают себя влиятельными лицами и принимают мужчин и женщин в презрительной и авторитарной манере. Когда лечишь, нельзя вести себя как судья… Или как полицейский. Каким врачом хотите быть вы? Целителем или полицейским?
Я почувствовала, что покраснела до ушей от ярости и разочарования. За кого он себя принимает? Я окончила институт пять лет назад.
— …и не надо рассказывать мне о том, как принято работать у вас. Я начал читать ваше досье, но оно настолько безукоризненно, что я его тут же захлопнул. Вся информация, которую вы зазубрили наизусть, чтобы сдать экзамены, либо устаревшая, либо неполная, либо недостаточная, либо ошибочная. А зачастую и то, и другое, и третье сразу. На этих проклятых французских факультетах врачей уродуют до такой степени, что, получив диплом, они воображают, что знают все и им больше нечему учиться.
Черт! Хватит читать мне мораль! Если бы у меня был выбор, меня бы уже не было в этом городе, в этой клинике, а уж тем более в этом отделении. Если он думает, что…
— …и речи быть не может о том, чтобы продолжать в том же духе, мадемуазель. (Он сделал ударение на слове «мадемуазель».) Так что давайте заключим мир. То, что вы обо мне думаете, меня не интересует. У вас нет передо мной никаких обязательств. Но у вас есть обязательства перед пациентками, которых здесь лечат. Итак, первое:
