Час третий
Желудок урчит. Открываешь банку собачьих консервов и ешь. «В общем даже и ничего», – думаешь ты. Запиваешь консервы стаканом холодной воды. Кубики льда ударяются о зубы. На кой черт ты добавил их в стакан?! Пожимаешь плечами. Смотришь на телефон и ждешь звонка от Феликса. «Собачник убьет тебя, если ты заложишь его дом», – сказал он часом ранее. «У меня есть «парабеллум»», – сказал ему ты. «Попробую помочь», – сказал он. И вот ты сидишь, запивая собачьи консервы водопроводной водой, и ждешь звонка. Сигарет нет. Может, что-то осталось в пепельницах? Точно. Осталось. Кэнди никогда не докуривает. Табачный дым смешивается со вкусом помады. Вспоминаешь поцелуи Кэнди. Если особенно не заморачиваться, то с ней было в общем даже и ничего. Как, впрочем, и с любой другой до нее. И будет после. Определенно будет… «Дзынь». Поднимаешь трубку так быстро, как только можешь. «Что за звуки?» – спрашивает Феликс. «Брачные игры марсианских бульдогов», – говоришь ты. «Ты что больной?» – спрашивает он. «Это собачника», – говоришь ты. «Ну так выключи, а то у меня тут люди ходят!». Убавляешь звук, спрашиваешь: «Так лучше?». «Немного». Пауза. Думаешь о Прерии. Может, там, за столом, ты даже встретишь собачника и Кэнди. «Я сплю с твоей бабой!» – скажет он. «А я играю на твои деньги!» – скажешь ты, хотя нет, не скажешь. Ты ведь планируешь провернуть все, пока его нет. Ладони потеют. «Дом уже заложен», – говорит Феликс. Молчишь. Молчишь и думаешь, что это, наверное, тебе показалось. Как удар грома средь ясного неба. Нет. Не может быть. Скорее всего, где-то что-то упало, вот тебе и показалось, что это гром. Определенно показалось. «Ты меня слышишь?» – спрашивает Феликс. «Нет. Извини. Что ты сказал?». «Дом уже заложен». Черт! Не показалось. «И что теперь?». «Откуда я знаю», – говорит Феликс. «Что мне делать?!». – Кричишь ты. «У тебя есть «парабеллум»». – Он вешает трубку. «Это не честно, – говоришь ты гудкам. – А как же надежда? Последний шанс?». Но гудки молчат. Гудкам все равно. «Есть «парабеллум»». Бросаешь трубку. Нет. Подожди. Осторожно положи на рычаг. Вдруг Феликс перезвонит. Чертов пройдоха! Наверное, хочет снизить цену. Ладно. Ты согласен. Пусть заберет себе треть… Пять минут… Пусть забирает половину… Десять… «Феликс?» – спрашиваешь ты, прижимая трубку к щеке. «Нет, это не шутка, – говорит он. – Нет, ничего нельзя придумать». Снова гудки. Почему собачник не мог оставить пару сигарет?! Ну, хотя бы в знак признательности! Черт! Вспоминаешь пепельницу на кухне. Да! Ты знал, что совсем не везти не может! Закуриваешь почти целую сигарету. Дым успокаивает. Достаешь «парабеллум». На кой черт ты его купил?! Представляешь триста кредитов. Если поставить на самую дряхлую лошадь, то это примерно тридцать к одному. Три на три – девять, да еще три нуля… Ого! Да ни одна Кэнди не стоит этих денег! Черт! Какой же ты идиот! Такой шанс, а ты прошел мимо! И что теперь? Даже продать больше нечего. И тот торговец! «Тридцать кредитов за «парабеллум»». Нашел дурака! В животе снова что-то урчит. Но уже не голод. Чертовы собачьи консервы! Сидишь на унитазе и пытаешься зарядить «парабеллум». Нет, ну один-то раз он уже выстрелил! И то как-то по-идиотски вышло. Вообще все как-то по-идиотски. Вся жизнь. Моешь руки, идешь в спальню и ненавидишь счастливых марсианских бульдогов. «Щелк». Что это? Осечка? Проверяешь предохранитель, прижимаешь дуло к виску и снова жмешь на курок. «Щелк». Да что за жизнь такая?! «Щелк! Щелк! Щелк! Щелк!». «Зато тяжелый», – вспоминаешь слова торговца. Сжимаешь «парабеллум» и метишься рукояткой себе в висок. «Бабах». Люстра осыпается хрустальными брызгами. Голова болит. Соседи разбужены. «Шло бы все к черту! – говоришь и ложишься на спину. – Шло бы все к черту, – подушка мягкая и ты сонно зеваешь. – Шло бы все…».
