– О да, ведь она русская, из рода Рюриковичей! Благодарю тебя, Лорис, за твои разыскания, благодарю от имени княжны и от моего собственного.
Великий визирь отвешивает низкий поклон своему повелителю. Он чувствует, как крепнет под ним пьедестал власти и растет его влияние над личностью монарха. Неожиданной матримониальной диверсией он посрамляет соперников и утверждает свое господство.
О, недаром еще четверть века назад хитрый наместник Кавказа «полумилорд» Воронцов любил поручать молодому ротмистру Лорис-Меликову самые сложные дипломатические дела. Писал о нем военному министру Чернышеву, как о «достойном и очень умном офицере, к которому сам головорез Хаджи-Мурат питает любовь и уважение».
Будущий диктатор уже в пору его адъютантства славился изощренной гибкостью и лукавой остротою мысли. В напряженной боевой атмосфере, среди фанатической ненависти горцев, он блестяще выполнял труднейшие политические поручения, несмотря на природную склонность своих восточных контрагентов к тончайшему дипломатическому искусству.
Этот счастливый дар кавказскому генералу пришлось развернуть полностью в бурный и кровавый год его диктатуры. Облеченный властью, какую знали в России только Бирон и Аракчеев, Лорис-Меликов был окружен ненавистью революционеров и завистью высших сановников империи. В подпольи его называли волком с лисьим хвостом, в верхах – «армянским шарлатаном». Все эти Валуевы, Маковы, Победоносцевы не могли простить ему его первенствующей роли. Всю тайну завоевания сердец и вкрадчивого подчинения людей своему невидимому влиянию Лорис должен был сосредоточить на самом императоре. Всю изощренность своего тактического дара он приложил к запутанному роману старого царя, возбуждавшему сложнейшую игру вражды и подпольных интриг в царской семье и в придворных кругах. Эту напряженную партию диктатору необходимо было разыграть с изощренной политической виртуозностью, – от исхода игры зависело его пребывание у власти.
Он наметил точную линию поведения и уверенно вел ее. Пусть в придворных кругах тревожно перешептываются, а парижские хроникеры оповещают Сен-Жерменское предместье и мир о том, что царь позабыл в объятьях Долгорукой всю величественность своего сана. Лорис-Меликов осторожно и тонко играет на царской страсти, уверенно ведя события к намеченной и неизбежной развязке.
