Зоб поднял руки, показывая открытые ладони и, изо всех сил стараясь, чтобы они не дрожали, подал голос:
– Славного вечера!
Люди обернулись, дернулись к оружию. Один схватился за лук – у Зоба внутри оборвалось, – но натянуть тетиву не успел: сидевший рядом воин – дюжий, пожилой – рывком пригнул его руку.
– Ну-ка постой, Красная Ворона, – сказал он, поведя окладистой седой бородой.
На коленях у воина посверкивал вынутый из ножен меч. Зоб выдавил что-то похожее на улыбку: он узнал его. Расклад уже не такой беспросветный.
Звали этого человека Черствым. Был он из числа названных, и из числа знакомых. Помнится, когда-то они даже рубились в нескольких боях по одну сторону, а в каких-то других, кажется, по разные. Выглядел воин солидно: закаленный боями и жизнью, рассудительный – не из тех, что сначала сечет голову, а потом начинает ее о чем-то спрашивать, а последнее нынче все больше входит в обыкновение. И в отряде он, судя по всему, старший: ишь как этот вот, Красная Ворона, насупился, но уступил, отложил-таки лук, что само по себе очень хорошо. Не хватало еще отдать из-за него концы. Говоря без ложной скромности, такие вещи Зоб применительно к себе ценил вдвойне. К тому же до рассвета еще добрых несколько часов, а вокруг слишком много заостренной стали.
– Именем мертвых! – воскликнул Черствый.
Внешним спокойствием он не уступал Героям, хотя рассудком был не в пример проворнее.
– Разрази меня гром, если это не Кернден Зобатый пожаловал к нам под покровом ночи. Или я ошибаюсь?
– Нет, не ошибаешься.
Зоб, ладони все так же на весу, сделал несколько плавных шагов вперед, стараясь держаться как можно непринужденней под гвоздящими взглядами враждебных глаз.
– А ты, я вижу, поседел, Зоб.
– Как и ты, Черствый.
– Н-да. Война, сам знаешь. – Старый воин похлопал себя по животу. – Видишь вот, нервы совсем поизносились.
– Честно признаться, и у меня тоже.
– Кому ж быть солдатом?
– Нелегкое это дело. Да еще говорят, старый конь новых барьеров не берет.
– А я нынче скакать и не пыжусь, – заметил на это Черствый. – Ты, я слышал, сражаешься со своей дюжиной на стороне Черного Доу?
– Сражаться пытаюсь как можно меньше, а насчет стороны ты прав. Кормит меня Доу.
– Кормежку я люблю. Меня нынче кормит как раз Союз.
Черствый с задумчивым видом поворошил костер веткой. Его молодцы заерзали: кто облизывал губы, кто пальцами щекотал оружие; остро поблескивали глаза в свете костра. Совсем как зрители поединка: примеряются к начальным ходам, прикидывают, кто победит.
