Скосив глаза, я посмотрел на свою радугу изнутри, проверяя, не запутались ли стропы, и повернулся лицом к ветру.
Чертовски прекрасна жизнь. Я налег на ремни и стал подтягивать моего змея к краю обрыва, медленно и тяжело, как водолаз в своем костюме перед погружением в пучину. Наконец —последний шаг за хлипкий край обрыва; но вместо того, чтобы сорваться вниз, я отрываюсь от края, радуга надо мной поднимает меня ввысь, и мы летим над вершинами деревьев, удаляясь от горы со скоростью пешехода.
— Давай, давай, Ричард! — кричит кто-то.
Я легонько оттягиваю стропу управления, разворачиваюсь и улыбаюсь через воздушную пропасть пяти парапланеристам, стоящим на вершине горы среди кучи шелка и паутины строп. Им тоже не терпится накинуть на ветер тонкую ткань и унестись туда, где небо примет их в свои объятия.
— Отличный подъем! — кричу я им.
Но порыв ветра, поднявший меня вверх, внезапно стих; восходящий поток иссяк.
На уровне моих глаз, пока я скользил вниз и пытался поймать хоть какой-нибудь поток, появились и проплыли мои друзья на вершине горы. Вдали к северу от меня летала Сиджей; накренив параплан, она вращалась в крутой спирали и с трудом удерживала высоту. Внизу подо мной проплывал склон горы, переходящий в глубокую пропасть.
Два года назад, подумал я, у меня здорово поднялся бы уровень адреналина в крови: зависнуть в одиночестве на пятидесяти шнурочках в полумиле от земли. Сейчас все это больше напоминало ленивые грезы о полете: нет никаких приборов, нет кокона из стекла и металла вокруг меня, только переливы красок, дрейфующих над головой по воздушному океану.
В какой-то миг сбоку возник ворон и застыл на расстоянии равновесия между страхом и любопытством. Голова от удивления повернулась набок, черный глаз напряженно уставился на меня: никак, фермера ухватила и несет радуга!
Я откинулся на стропах, как ребенок на высоких качелях, посмотрел на склон горы подо мной и оставил свои попытки поймать восходящий поток. Об этом ли я мечтал в детстве, когда запускал на лугу бумажного змея? Быстрее орла была мечта, но медленнее бабочки оказалась эта нежная, мягкая дружба с небом.
Внизу простиралось широкое зеленое поле, которое мы облюбовали в качестве места для посадки. Вдоль дороги стояли припаркованные машины тех, кто решил понаблюдать за полетом парапланеристов. Нацеливаясь на ровный участок травы, который все еще качался в сотне футов подо мной, я насчитал пять стоящих машин; шестая тормозила. Мне казалось странным, что кто-то на земле стоит и смотрит, как я провожу в небе свое личное время. За исключением тех моментов, когда я участвовал в аэрошоу, я всегда чувствовал себя невидимым во время полета.
