– A-а, запах крови. – Данилов засмеялся с ухмылкой заговорщика. – Кровь привлекает хищников! Очень умно придумано.
– Кольцо вокруг несчастного постепенно сжимается и…
– Интересный аттракцион. – Отхлебнув кофе, Данилов устремил взгляд на купающихся.
Что-то Савватей слишком близко плескался с Лолой. Всё не уймёт свою похоть. Даже присутствие тестя не смущало его. Было бы здорово попугать негодяя – выбросить ночью в саванну и, смеясь, наблюдать, как он скулил бы от страха. А Лолиту, невестку ненавистного конкурента Армена Балаяна, скормить бы хищникам по-настоящему!
Глаза Данилова заискрились ледяной изморозью…
Шамиль заметил это.
А дядька-то – убийца! – подумал он. Только у беспредельных маньяков бывает такой блеск в глазах. За время своей бесконечной войны Шамиль повидал их немало. Наверное, у него у самого такие же глаза.
– А! А-а!
Шамиль, Данилов и все вокруг вздрогнули, обернулись на визгливый вопль – Лола билась в объятиях толстяка, вода вокруг бурлила.
Данилов дёрнул головой – его дуболомы понеслись в воду… Вскоре они выволокли на песок Лолиту и её обидчика.
Данилов, натянуто улыбаясь, попрощался с Шамилем.
Лола, возмущённо жестикулируя, что-то лопотала обиженным тоном, семеня рядом со всесильным доном. Савватей шёл последним.
Шамиль, улыбаясь, смотрел вслед странной «семейке».
Его телохранители устало попадали в пластиковые стулья вокруг стола. Официант с готовностью принёс им стаканы с соком. Салман, помешав соломинкой сок с мякотью, с шумом втянул через неё жидкость, потом усмехнулся:
– Этот толстяк, видно, ей всунул! Вон, возмущается до сих пор.
Голос «воспитанницы» Данилова всё ещё доносился из вестибюля отеля. Архары посмеялись, но Шамиль, наоборот, сделался задумчив. А мысль была одна: как же ему казнить Камнева?.. Нет, первой мыслью, измождавшей его мозг вопросом, была: как посмотреть ему в глаза? Как? Шамиль вбил себе в голову, что тот должен умереть жестокой и медленной смертью. Только такая смерть врага могла принести душе Шамиля успокоение – тогда он перестанет думать о войне.
Было темно и душно. Антон не мог определить, в подвале его держали или в комнате без окон. Стены были холодные, но не сырые, а из-под железной двери проникал спёртый, горячий воздух. Он чувствовал, что его привезли в какое-то жаркое место, но это был не Кавказ – в Предкавказье куда более влажный климат, а в Закавказье после жаркого дня приходила прохладная ночь, но это происходило постепенно – раскалённые за день горы ночью медленно отдавали тепло, и холод пробирал ближе к утру. Здесь же, после немыслимой духоты и жары днём, ночь приносила холод быстро, буквально с наступлением сумерек. Антон определял время по командирским часам – похитители то ли забыли их забрать, то ли им было всё равно. Его сковали по рукам и ногам, он лежал на полу и периодически проваливался в забытьё. Его не кормили, но рядом с дверью, на полу, стояла миска с тухлой водой. Антон подползал, хлебал с отвращением воду и размышлял – кто же выдернул его из обычного круговорота отпускной жизни? Горцы – это ясно, но какая группировка конкретно? С ним не пытались общаться, а время транспортировки в его сознании осталось чёрным мраком – его саданули по затылку в Питере, и очнулся он только на борту самолёта, где лежал связанный среди тюков груза, а похитители, в летних брюках и рубахах без рукавов, в тёмных очках и в бейсболках, сидели в дальнем конце и неторопливо разговаривали по-русски, хотя с кавказским акцентом. Лиц он не видел – они старались не попадать в его поле зрения, а тот, который периодически подходил и трогал его ногой, матерясь, обёртывал голову полотенцем. Антон понимал, что должен был знать их в лицо, раз они так осторожничали.
