Вернувшись в Финляндию, я все же устроилась обратно в аэропорт. В службе безопасности постоянно не хватало персонала. Неделя в Киле стала лишь кратким светлым эпизодом, после которого навалилась еще более невыносимая тоска. Меня дико раздражало, что мое настроение зависит от возможности поддерживать связь с Давидом. Контакты наши были нерегулярными, его электронная почта и телефонные номера часто менялись, и бывало, что я не получала от него вестей целыми неделями. Рассудок много раз подсказывал, что Давида лучше забыть, но сердце никак не могло с этим согласиться.
Но наконец Давид нашел, по-видимому, безопасное место и решился пригласить меня к себе. На юге Тосканы много иностранцев, так что одинокий шведский турист не будет особенно бросаться в глаза. При переездах из одной страны в другую Давид пользовался шведским паспортом, в котором стояло итальянско-шведское имя Даниэль Ланотте. Фамилия, по-моему, отличная, а вот имя слишком смелое — ведь это его настоящее второе имя. Но Давид отмел мои сомнения: дескать, в мире полно Даниэлей, и как раз сейчас это имя везде ассоциируется со шведской королевской семьей.[1]
Я знала о дерзкой вылазке Давида из Киля в Тарту к своей семье. Вскоре после этого я стала получать от него много сообщений из разных стран: Польши, Франции, южной Германии. Давид пытался оторваться от своего преследователя и верил, что это ему наконец удалось. Кто его враги, он мне не говорил: чем меньше я знала, тем меньшей опасности подвергалась.
Поселок Монтемасси Давид выбрал случайно. Не знаю, где он познакомился с братом Джанни, монахом располагающегося поблизости монастыря Сан-Антимо, но с его помощью Давид нашел жилье буквально в двух шагах от замка. Все четыре квартиры в доме пустовали: их уже давно пытались продать, но торговля недвижимостью в Тоскане переживала не лучшие времена.
Брат Джанни был знаком с агентом по недвижимости и уговорил его сдать Давиду квартиру.
— В монастыре мне не стоит оставаться, — заявил Давид. — Его посещает слишком много людей. Кроме того, это слишком очевидное укрытие. Я намереваюсь изобразить полушведа, который разбогател на биржевых акциях и мечтает о карьере писателя. Якобы он сбежал в тепло Италии от зимнего ненастья и слякоти у себя на родине.
Давид предупреждал меня, что после нашей недолгой встречи в портовой гостинице Киля его внешность изменилась. Тем не менее я сначала не узнала мужчину, прислонившегося к каменной стене на центральной площади Монтемасси. Свой рост Давид, конечно, скрыть не мог, зато начал сутулиться. За время болезни его мускулатура потеряла в объеме, и сутулость состарила его на несколько лет. На нем снова был тот парик с черными кудрями, в котором он встретил меня однажды в вестибюле гостиницы «Торни», на лице появились тонкая полоска усов и смешная бородка клинышком. Темно-синий шерстяной свитер и серые джинсы на нем болтались. На тыльной стороне ладоней Давида я, к своему удивлению, заметила поросль черных волос. Глаза его были скрыты солнечными очками.
