Я вздохнул и пошевелил левой ногой, ощутив неизменность ступни. Не поеду сегодня на фестиваль русскоязычного хокку, решил я, не поеду на круглый стол по Якову Полонскому, отменю встречу с издателем Томасом Нестеровым, пусть он подождет, а поеду я в Коньково, к одной знакомой малолетке.
В эту минуту еще один Олежа, верующий в незлую правду и распределение труда, в надличностную дружбу и Конституцию РФ, тот Олежа, который корит меня за использование словосочетания «блядская жизнь» в повседневной речи, который то и дело повторяет мантры «ври, да не завирайся», «не задерживай сам себя» и «молчи, веером тумана не разгонишь», в общем, тот, который иногда неисповедимо дает знать о себе совестливыми порывами, он, этот Олежа, очнулся и сказал:
— Воздержись сегодня от поездки в Коньково, зачем тебе малолетка? Середина сентября, тепло, дождя не обещали, сейчас встань, прогуляйся, выпей в каком-нибудь заведении кофе, лучше в «Хлебе насущном» в Камергерском переулке, там миловидная официантка к тебе привыкла, перекуси чего-нибудь и займись делами. И не забудь о Томасе Нестерове, продай ему авторские права на несколько рукописей. Глобальных дел не провернешь, но, может, на душе станет легче. А если отправишься в Коньково, весь день пропадет.
Верующий Олежа умолк, и я внял ему: да, да, моя изящная волоокая малолетка, к сожалению, совсем не подходит для того, чтобы отдаться со мной чарам ступни. К тому же, когда мы последний раз встретились, три дня назад, меня укусила за руку беспородная собачка малолетки (хотел погладить), и я в сердцах сказал ей, что собачку надо усыпить, а из шкуры сшить меховые тапки. Малолетка очень обиделась и наверняка мне это припомнит, если я сегодня к ней приеду… И бриться лень, а когда я небритый и колючий, малолетка психует.
И я передумал ехать в Коньково. Муравей побежал вправо, мыслил я, муравей побежал влево, к чему метаться? Коньково ли, не Коньково ли… Да и очередной незамысловатый секс с малолеткой — это же кощунство перед семантическим полем ступни, перед всем лучшим, что судьба вкладывала в меня, пока я взрослел, изнашивая по свойственным мне тернистым маршрутам кеды, сандалии и ботинки.
Покинув ретроспективный обувной ряд, начало которого грезится где-то на тропинках постсоветского детства в окраинном московском районе, то есть между бедностью, криминалом и диковинками продовольственного импорта, я смущенно подумал, что, пожалуй, истинно близкий мне человек может и не быть женского рода. Разве женщина выдержит антиномии левой ступни? Для этого нужен атлант с божественным газом вместо бренного мозга, и какая уж тут малолетка из Конькова?..
