Четыре путешествия на машине времени (Научная фантастика и ее предвидения) | страница 54
Подготовка не ограничивалась сферой литературы.
В 1881 году, незадолго до казни, революционером Николаем Кибальчичем был разработан проект первого реактивного двигателя. Изобретатель набросал чертежи в камере смертников Петропавловской крепости, уже зная приговор и боясь одного: как бы не забыли, не прошли мимо этого удивительного проекта.
И наконец в Боровске и Калуге уже публиковал свои сочинения тот, кто первым все понял и обосновал. Глухой чудак, которого не принимали всерьез, так что и издавать свои труды ему приходилось на собственные средства, отказывая себе даже в малом, — Константин Эдуардович Циолковский (1857 — 1935). Он родился за восемь лет до жюльверновской „Из пушки на Луну“, а в конце жизни стал свидетелем первых стартов ракет, запущенных энтузиастами космонавтики в нашей стране. И напутствовал молодого Королева…
В 1877 году, когда ему исполнилось двадцать лет, Циолковский пишет в дневнике: „С этого времени начал составлять астрономические таблицы“. Через пять лет, 12 апреля (мог ли он знать тогда, что день этот назовут Днем космонавтики?) 1883 года заканчивает рукопись своего „космического дневника“, скромно озаглавив труд: „Свободное пространство“. Затем в журнале „Вокруг света“ опубликовали повесть „На Луне“ (1893), а позже и серию научно-фантастических очерков „Грезы о Земле и небе и эффекты всемирного тяготения“. Последняя книга вышла в 1896 году, на год „отстав“ от повести другого дебютанта — „Машины времени“ Герберта Уэллса.
Эти две книги великих мечтателей и были, в сущности, машинами времени. Они задавали ему ход, словно подстегивали: быстрее, быстрее, быстрее.
Безграничный космический океан станет на ближайшие годы одной из самых крупных областей приложения новейших человеческих познаний… А за всем этим виднеются еще бескрайние космические дали, издавна привлекающие внимание человечества! Это другие миры, быть может, иная, отличная от земной, жизнь, далекие неведомые солнца со своими планетами.
Сергей Королев, 1960-е годы.
„Грезами о земле и небе“ открывается двадцатый век.
Грезам-то как раз пришел конец, и отныне мечта перестает быть только мечтой, получая материальное обрамление: в самый канун века к писателям-фантастам присоединились ученые.
Гений Циолковский затмевает в нашем сознании образы многих современников, также занимавшихся вопросами межпланетных полетов. Конечно же, Циолковский был не одинок — просто он мыслил шире и смотрел дальше, чем другие. Кто-то бросил идею, не углубляясь в расчеты, а были и такие, что самостоятельно дошли до самой сути, и не подозревая о работах мыслителя из Калуги.