Мне не дали предаться воспоминаниям. Фьють! – пропела стрела, я чуть отклонил голову вправо. Фьють! Бдынь! Вторую стрелу я отбил ребром ладони левой руки, поскольку летела она мне точнехонько в грудь, и пришпорил коня. Кобылка недоуменно фыркнула и рванула вперед. Наплевав на стрелков, засевших в камышах, я поскакал за холм, возвышающийся впереди. Стрелы запели мне вслед. Так и есть! Вот они! Два стреноженных коня мирно паслись за курганом. Спрятать среди камышей на берегу узкой речушки их было негде, и степные разбойники отвели их туда. Хотя какие к чертям собачьим разбойники? Просто два обычных кочевника решили воспользоваться легкой добычей. Прав Назир, кочевники в каждом чужеземце видят дичь. Ну, ну… Интересно, давно они меня заметили? Засаду успели устроить? Наказать их что ли?
Соскочив с Матильды, я поймал чужих коней, быстро обрезал постромки, и, связав уздечки лошадей, приторочил к седлу.
- Но! Пошла родимая! – ударил я пятками в бока Матильду. Лошадь вздохнула и начала набирать ход, как паровоз, тащивший за собой два вагона.
- Эй! Эгей!
Мимо просвистели стрелы и какие-то страшные проклятия, судя по интонации, на меня здорово обиделись.
***
Касым с усмешкой смотрел на следопыта, ползающего на четвереньках по земле. Что можно увидеть в том месте, где прошел табун? Земля избита копытами, и след накладывается на след. Но следопыт упорно ползал, то присаживался на землю и тогда из прорех на штанах выглядывали его голые колени, то привставал на цыпочки и озирался выискивая взглядом что-то невидимое. Потом он спустился к реке Кара-су черным зеркалом, блестящей под ярким солнцем. Глубокая но узкая река, как бы созданная из маленьких озер, украшенных белыми лилиями и желтыми кувшинками, соединенных узкими протоками, походила на ожерелье Умай, богини земли и матери человечества. Рыжебородый скинул стеганный ватный халат, обильно пропитанный потом и пылью, кинул суму с куском кулана. Сбросил стоптанные сапоги, и прямо в дырявых штанах полез в реку. Но сделав всего пару шагов по илистому дну, внезапно нырнул. Практически беззвучно ушел под воду, чтобы через долгие мгновения вынырнуть уже у другого берега. Касым с открытым ртом провожал его взглядом. Вот уж не думал, что Газарчи плавает как водная крыса. Меж тем, следопыт, выскочив из воды, резко отряхнулся всем телом, так что брызги полетели в разные стороны, и стал тут же карабкаться на берег, разводя руками густые поросли высокого камыша. На том берегу, Газарчи опять стал на четвереньки, поднял с земли какую-то травинку, задумчиво пожевал, и уверенно прошелся вдоль берега шагов на сто. Наклонился и поднял там что-то, и тут же пошел назад, весело улыбаясь и насвистывая что-то себе под нос. Загорелое мокрое тело переливалось на солнце рельефными мышцами, без единого намека на подкожный жир. Сразу видно – нищий, усмехнулся Жуматай, показывая взглядом Касыму, уважаемые люди худыми не бывают. А нищий следопыт внезапно пришел в хорошее расположение духа, и назад переплывать не торопился. Он сорвал пучки осоки, которая росла на берегу между камышами, и зайдя в воду, стал тереться этой жесткой травой, которую только кони есть и могут, коровы ей губы режут.
