Бурцев осмотрел меня, я не отвел глаз, майор усмехнулся и сказал:
— Дайте ему прочитать другие протоколы.
Только теперь я понял серьезность ситуации. В милиции за утро допросили всех, составили протоколы, из больницы получили справки о травмах.
Мое сердце стучало так громко и быстро, что я подумал: они слышат мой страх. Слава богу, у меня почти никогда не краснело лицо, только уши. Я стал задерживать дыхание на выдохе, и сердце начало успокаиваться. Майор внимательно за мною наблюдал.
— Я прочитал протокол вашего допроса. Вы утверждаете прямо противоположное. Что не вы напали, а на вас.
В это время в кабинет вошел молодой мужчина в тогда модном буклированном пиджаке и сел на подоконник: стулья в кабинете оказались занятыми. Все в райцентре знали, что он — уполномоченный КГБ, но никто не знал его звания, потому что чекист никогда не носил мундир. Я решил усилить свою позицию и сказал:
— Сын секретаря райкома товарища Воротникова, понимая, что ему ничего не будет, шел на меня с железным прутом. Он мог бы пойти и с автоматическим карабином, который есть у его отца, и он всем в школе рассказывает, что он из него стреляет. И не я ему угрожал, а он мне, что застрелит меня из карабина. И я не побежал, а убежали они, оставив одного Воротникова валяться. А я спокойно пошел домой. И еще я прошу записать, что беззаконие не должно восторжествовать, виновные должны быть наказаны, а пока они не будут наказаны, я буду писать в ЦК КПСС, что не могут райкомом руководить такие люди, как товарищ Воротников, у которого сын вырастает бандитом. Конечно, у меня нет такого отца, чтобы меня защитить, но существует закон, я буду требовать, чтобы приехали разбираться из областной милиции и прокуратуры. Время беззакония и волюнтаризма в нашей стране закончилось, и я надеюсь, что оно никогда не вернется.
Я подумал: как складно говорю, совсем как Захар Захаров, которого из туберкулезной больницы снова увезли в тюрьму. Я запомнил, как он говорил: надо лепить им по полной, не только мы боимся, но и они боятся тоже — не нас, они огласки боятся. Захар наступал каждый день, особенно если порции обеда были меньше, чем ему хотелось. Он требовал контрольных завесов. В больнице ничего не менялось, но нашу палату стали кормить лучше.
Лейтенант закончил составление протокола и сказал:
— Прочитай и распишись.
— Обожди, — сказал майор, взял протокол, перечитал его и протянул уполномоченному. Тот прочитал, кивнул майору, и они вышли.
