Операция «Прикрытие» | страница 21
Воин осторожно выглянул из-за бруствера в сторону неприятеля, присмотрелся и удивленно сморгнул. Не усеянная трупами полоса земли или тлеющие остовы танков удивили его, и не вид линии вражеских окопов, преобразованных в такое же месиво уже своей артиллерией и авиацией. А то, что посреди этой вакханалии огня и смерти, на выгоревшем дотла, до антрацитового блеска, поле, буквально в десяти шагах перед ним, рос ячменный колос.
Большой, полный, он тяжело клонил вниз усатую голову. Контуженый или раненый стебель не смог удержать его вес, но колосок жил. Вопреки огню, смерти, судьбе и еще черт знает чему, этот колосок выстоял и собирался бросить зерно в землю, чтобы жизнь не оборвалась на нем.
Солдат отцепил от пояса одного из однополчан, того, что храпел, флягу и жадно напился. Его собственная оказалась пробита пулей или осколком, который позванивал теперь внутри металлической емкости. Жажда — это то, что больше всего донимает при любой тяжелой работе. Следом за жаждой пришло чувство голода. В последний раз он ел еще перед налетом. Вытащил из подсумка для гранат оставленный именно на такой случай сухарь и жадно впился в него зубами. Сухарь, конечно, не полноценная еда, но именно сейчас вставать и начинать искать что-то другое не хотелось. Потом, когда окончательно отпустит, он осмотрит убитых офицеров… и, может, найдет у кого-то из них спирт или шоколад. Но это все потом. А сейчас солдат осознавал только одно — бой закончился.
Боец выбрался на изрытый пулями и осколками бруствер и уселся поудобнее, лицом к полю. Так, как любил это делать прежде, по завершении жатвы или сенокоса. Оставаясь наедине с опустевшей нивой или покосами. Понимая, что эта обнаженная и вроде обиженная земля, на самом деле довольна, что освободилась от чрезмерного бремени, как радуется человек, перед праздниками остригая чересчур отросшую шевелюру. Или — как веселятся весной овцы, избавляясь от постылого за долгую зиму тяжелого кожуха. И что стерне этой недолго торчать ежом. Еще задолго до осени земля снова зазеленеет травами или ростками озимых хлебов. И сейчас солдат хрустел сухарем, глядел на колосок и радовался, что хотя бы этот кусок земли уцелел. И что достаточно пролиться на нее нескольким дождям, как мертвый струп растает, сползет и освободит место живому телу.
Воин медленно поднялся, собрал в заплечный мешок свое нехитрое имущество и, поклонившись мертвым товарищам, двинулся было вслед за солнцем, но в последний момент вернулся. Неспешно перебрался через траншею на противоположную сторону и вышел на поле боя. Подошел к одинокому ячменному колоску, щедро полил его из фляги убитого товарища и прикрыл лежавшей неподалеку дырявой каской…