— Сын? — лицо Броницкого-старшего словно тотчас осунулось. — Нет. Оно ж дорого — из Англии сюда лететь… Не прилетел.
Виктор остался один в комнате. Прошелся по персидскому ковру с высоким ворсом. Потом глянул на свои туфли, испугавшись, что и они грязные, как у отца покойного. Но нет, туфли были «в норме».
Позвонили в дверь. Виктор выглянул в коридор и увидел несколько человек с букетами. Почувствовал соя лишним. Он ведь и в самом деле был здесь лишний, их горе его не касалось.
Тело привезли с опозданием на полчаса. Сразу выгрузили у парадного из автобуса — роскошный гроб, с виду — красное дерево. Выставили на двух табуретках.
Все спустились вниз. Виктор, отойдя чуть в сторону, осмотрел собравшихся — было их не так уж и много, может, человек пятьдесят. Рядом стояли два чистеньких «ЛАЗа», черная «Волга» и несколько «жигулей».
Виктор удивился скромности похоронного кортежа.
Гроб загрузили обратно в автобус. Кортеж тронулся с места. Виктор прошел к «мазде», удивляясь, что хоронят Броницкого без музыки.
Потом — полчаса медленной езды до Байкового кладбища, еще несколько присоединившихся там участников похорон с цветами и венками. Пластмассовые стаканчики с водкой и пирожки с мясом, пущенные по кругу уже после того, как кладбищенские трудяги, «слепив» лопатами могильный холмик, ушли. Виктор тоже взял стаканчик, но незаметно вылил водку на соседнюю могилу. Он следил за окружением Броницкой. Кроме Броницкого-старшего рядом с ней стояли двое серьезных мужчин в дорогих костюмах и несколько женщин.
Вскоре Броницкая начала ходить от одного человека к другому, вежливо и грустно зазывая на поминки.
Снова Виктор пристроился за автобусами, но теперь они ехали уже быстрее.
Два приставленных друг к другу стола были накрыты в гостиной. Кресла и диван вынесли, видно, в другую комнату, а вместо них везде стояли стулья и табуретки.
Уже усевшись за поминальный стол, Виктор осмотрелся и не увидел тех двух мужчин, что стояли у могилы рядом с Броницкой. «Может, попозже подойдут», — подумал он.
После нескольких рюмок водки люди начали потихоньку расходиться. Только Броницкий-старший, казалось, засел за стол основательно и надолго. На его тарелке лежало несколько голубцов, котлета, бутерброды и кусок жареной курицы.
Виктору вдруг стало почему-то жалко именно его, этого бывшего донецкого шахтера, жалко, словно это не сын его погиб, а он сам.
Когда за столом осталось человек шесть, Виктор подошел к вдове и тихонько спросил на ухо:
