Моя память осветилась яркой вспышкой ненависти к Царю Лестригонов. "Типичный случай злоупотребления!" Все равно, что сказать мне в лицо, что я — дурак. Я вообразил его морской стихией, которую сотрясает глумливый хохот.
А я то насмехался над моим старым командиром эскадрильи. Не классный я летчик, да? Вот я покажу ему! И я был недалек от истины. Я летал несравнимо лучше, чем когда бы то ни было. И, тем не менее, умудрился упустить простейшую опасность.
Я неожиданно осознал, насколько паршиво может закончиться наше путешествие. Оставалось только одно: выключить мотор и планировать, как есть. От этой перспективы мне стало не по себе.
Эх, нюхнуть бы разок! Пока мы пикировали по широкой спирали к морю, мне удалось извлечь мою бутылочку. Разумеется, мне сразу стало ясно, что на таком ветру все улетит мимо носа. Тогда я вытащил пробку и просунул в горлышко язык.
Мы все еще находились на высоте тысячи футов над морем. "У меня уйма времени, бесконечно много времени, — подумал я, как только наркотик подействовал, — чтобы принять решение". Я действовал с отменным самообладанием. Мы приводнились в сотне ярдов от рыболовецкого парусника, который только что вышел в море из Диля.
Через пару минут нас подобрали и взяли на буксир. Потом они развернули судно и отбуксировали мою летательную машину к берегу.
Первое, о чем я подумал, несмотря на всю нелепость нашего положения, это "вот бы заправиться и продолжить". Однако, сочувствие людей на берегу было сдобрено обильными насмешками. В вечерних туалетах, с которых капает в четыре часа утра! Как Гедда Габлер — "так не поступают".
Но тут мне снова помог кокаин. Какого дьявола меня должно волновать, что они все подумали!
— Где бы я мог раздобыть горючее? — спросил я у капитана посудины.
Он мрачно улыбнулся в ответ:
— Тут одной заправки мало.
Я бросил взгляд на машину. Он был совершенно прав. Неделя на ремонт, по меньшей мере.
— Вам бы лучше, сэр, пойти в гостиницу и получить там что-нибудь из теплой одежды. Посмотрите, как дрожит ваша дама.
Это была чистая правда. Ничего другого не оставалось, и мы медленно побрели вверх по берегу.
О сне, конечно, не могло быть и речи. Мы оба сверкали свежестью. Все, в чем мы нуждались, это горячая еда — много еды.
И мы ее получили.
Казалось, будто мы вступили в абсолютно новую фазу. Авария избавила нас от игры в оркестровую ораторию; однако, с другой стороны мы по-прежнему были готовы к напряженной практической деятельности.
