Таким образом я убедилась, как от яркого поведения одного человека падает свет на его друзей, знакомых, соотечественников.
Затем Поли захотела нас представить профессору по разведению садов, парков и их украшений, сказав, что у этого человека один из лучших садов в окрестностях, и этот сад мы должны обязательно осмотреть. Потом вдруг добавила:
— Он очень прогрессивный человек.
— Что это значит? Кто в Америке «прогрессивный»? — спросила я у Поли.
— Он незамужних женщин приглашает на party-вечеринки, — ответила Поли.
Не зная, что сказать, я просто удивилась: «Да?!»
Познакомившись с прогрессивным профессором и выразив желание осмотреть его прогрессивный сад, мы пошли посмотреть, как хозяин на жаровне–мангале жарил бифштексы и сосиски, поливая их разными соусами.
Кругом уже носился запах от жареного.
Дети и Даничка разбежались по саду, Филис пошла всех собрать, вытащив Даничку, уже перепачканного в красном соусе, с изрядным куском «хот–дога» во рту.
Филис организовала круг из всех гостей, поставив в центре Даничку. Гости, обступив его кольцом, вместе с чёрной собакой Кристи, спели ему песенку:
Happy birthday to you,
Happy birthday to you,
Happy birthday, dear Daniel,
Happy birthday to you!
Кристи оказала невероятное собачье внимание Даничке: подойдя к нему, лизнула его своим красным языком прямо в лицо, чуть не столкнув его, потому как она была такого же роста, и, слизнув с его лица соус, видно пахнувший чем‑то привлекательным, села рядом с ним.
Все осыпали Даничку подарками, и он, очумев от радости и собачьего поцелуя, заорал во всю мощь:
— Ура! Ура! Ура!
Громче нашего Данички никто не может кричать, и крик его огласил все окрестности и, отразившись эхом от горы «Париж», вернулся:
— Здравствуй, Америка!
И эхо вторило со всех холмов:
— Здравствуй, Америка!
Здравствуй, Америка!
Здравствуй! Америка! Америка!
ЗДРАВСТВУЙ!
В те дни, когда горы «Париж» коснулись первые прикосновения осени, раскрасив гору такой свободно–необузданной кистью и такими невиданными красками, мы познакомились с русским человеком, донским казаком, живущим по соседству.
Воспоминание моей первой американской осени в Вирджинии было иным, чем в России: там — в бабье лето белые нити, неизвестного происхождения, носятся по воздуху: по верованиям язычников, один из славянских богов покрыл всю землю паутиной, а тут — набросил на всю землю царский плащ чистой музыки, звенящей в красках осенних листьев: белые тополи, фиолетовые ясени, сахарные клёны, лоскутовые деревья, сусальное золото карликовых берёз.
