Собрали сколько‑то денег на суд о клевете против Джессики Сэвидж, но она погибла в автомобильной катастрофе. Деньги каждому вернули, поблагодарив за участие. Суд над режиссёром и клеветой не состоялся. Кузьминского не убили.
Посмотрев фильм «Бывшие», я увидела, как наш идеал испортил наш вкус во все стороны, и читателей, и писателей.
Я увидела, что читатели достойны своих писателей, и, к сожалению, наши поэты и писатели — не первые среди своих читателей.
Нам, воспитанным на портретах вождей-идеалов, никак не отделить себя от стада.
Были или не были писатели? Была или не была литература?
Послушайте про меня.
Заехали на заправочную станцию, я со своей американской подругой Энн. Говорю заправщику:
— Пожалуйста, заполните бак regular (обыкновенным бензином).
Он переспрашивает меня:
— Что?
— Regular, — отвечаю я.
Отъехав от заправочной станции, Энн меня спрашивает:
— А почему русские такие невежливые?
— Что?
— Вы не говорите «please»: «Regular, please!»
— Он мне не понравился, — отвечаю я. — А когда ff >u it мне заправщик нравится, то я даже даю на чай .
Хорошо или плохо? И как смотреть? «Мы» более эмоциональны? Всё затрагиваем глубоко личным образом? Как научиться вкладывать в свои чувства что‑то искусственное, без проявлений «общественного»? «Отделить» себя от заправщика? Не притворяться, нет, а наконец, владеть своими эмоциями?
В новом взаимоузнавании — самое большое разочарование открылось для меня в пропасти между «давать» и «брать».
Оставшись в Италии одна с двумя маленькими детьми, без нянек, бабушек и денег, хочется отвлечься. Нас с удовольствием отпускает наша знакомая Алла, оставаясь с нашими детьми. Всячески благодарим её, как можем:
— Нет, мне не нужно, — отвечает она, — нет, я не хочу. Нет, заберите обратно свой подарок.
— Мы нашли тебе лучшую квартиру.
— Нет, спасибо, нет.
И… мне приоткрывается одна из сторон «помогания»:
«Я одна, Аллочка, хорошая. Я одна, Аллочка, добрая. Я другим это не отдаю. Ты, Диночка, может, и ничего, но я, Аллочка, лучше тебя. И тебе далеко до моих добродетелей. Упиваюсь своей добродетелью я одна. Она принадлежит только мне. И я её не отдаю другим. Я нанизываю вместо ожерелий свою добродетель только на себя.»
Приглядываюсь. Эти мои нечаянные мысли касаются только ли Аллочки?!
— Помог человеку, вместо себя устроил в Нью-Йоркский университет на работу. В Новосибирске он был такой бескорыстный, помогал евреям, последнюю рубашку с себя снимал. Я его консультировал отсюда из «Эксона», но вчера мне супервайзор заметил, что я должен прекратить эти длинные звонки, и я сказал тому человеку, что не могу его больше инструктировать. На моё объяснение он бросил трубку, послав меня очень далеко… Так неожиданно: он такой хороший, бескорыстный. Я огорчён и расстроен, — говорит мне как‑то Лёня Перловский.
