С каким успехом? Это можно видеть.
И тут в Америке мы погрузились в зелёный океан воздуха, в зелёную стихию, наполненную звуками: доллар! доллар! доллар! Не умея ни плавать, ни дышать, — хотя в первобытном обществе уже умели создавать цены, измерять ценности, выдумывать эквиваленты, взвешивать, — мы барахтались в этом океане зелёности.
Со всех сторон в уши, на улице, в театре, в телевизоре, в трамвае, в школе: доллар! доллар! неудержимо проникающее всюду: сколько? дёшево? купи! дорого? продай! сэкономь! сбереги! доллар! прибавь! взвесь! доллар!
Кто там барахтается на дне? Это мы. Пытаемся тоже ухватиться за что‑то плавающее. Хотим уметь считать и рассчитывать. Прибыль. Привес. Интерес.
Сидят и разговаривают два человека моего времени, умеющие дышать возвышенно и сверхвозвышенно, Яша и Анри Волохонский, ff ff >и выросшие на поросячьих деньгах русской нищеты, но цветущие в воздухе благоухающем духом (не духами) философии, поэзии, стихов; встретившись на Западе, выясняют мистику денег, взвешивая, переоценивая.
— Сама жизнь выражается в желаниях производить оценки, — говорит Анри. — Всё оценивается.
— Да, — отвечает ему Яша, — различные ценности отличают одного человека от другого. Я предполагаю, что в России, за неимением денег, талант был почти абсолютным мерилом оценки человека.
— Сколько кто стихов знает?! — вставила я.
Но Яша, пропустив моё замечание, продолжает:
— Тут у общества другие оценки людей. Там — быть, а тут — иметь. Какие главные глаголы — быть и иметь! И нам, воспитанным на презрении к людям, торгующим деньгами, делающим деньги, как понять, что рисовать картины и делать деньги — это одно и то же искусство?
— Хотя деньги — и самый известный предмет в мире, — подхватывает размышление Анри, — но, кроме общепринятых, общедоступных истин, плоских истолкований, про мистику денег не знает никто. — И гордо добавляет:
— Что такое деньги, — не знает никто!
— Особенно, если нет ни одной копейки! — засмеялась я.
Оба философа молча на меня посмотрели, и я произнесла, осмелев:
— Все философы занимались только миропониманием, а не жизнепониманием. Чего людям хотеть и как действовать? В чувствах тоже должны господствовать философы.
Философия — не только наука, а вся жизнь.
Тут Анри обратился к Яше:
— Яша, ты крутил, крутил бутылочку, и выпустил «Джина» из бутылки.
— Может «Джин» спросить? :
— Яша, что тебе дороже — двадцать долларов или моё хорошее настроение? Это и есть оценка? Или это взвешивание? И это есть мистика жизни: тот, кто умеет блестяще оценивать — тот выигрывает жизнь? и тот нашёл драгоценный «философский камень»?
