— Это совсем не доход… — пробормотала я, но он меня уже не слышал, а продолжал:
— Нет! Нет! Ни одного цента нельзя получать от «Эксоновского фонда»! — И, подняв палец вверх, обведя всех глазами, он снова повторил свои слова, устрашая нас, себя и всех:
— Ни одного цента!.. Раскройте ваши счета, чтобы эксоновская комиссия убедилась, что деньги были ваши! Почему все эксоновские сотрудники в среднем тратят семьдесят долларов на культуру, а вы — тысячу? Откуда пришли эти деньги?
— Мы любим русское искусство, — бормотала я, — мы хотели его поддерживать. Мой муж Яша, помимо того, что он учёный, — русский художник и философ.
Посмотрев на Яшу, я увидела, что он ничего не слышит, и я замолчала.
А вице–президент опять на весь зал торжественно восклицал:
— Ни одного цента! Ни одного цента! У нас кодекс! Раскройте ваши счета!
Через неделю меня и Яшу уволили из «Эксона», выдав справку:
«С их собственных слов, они использовали Эксоновский фонд в своих личных целях».
Я храню эту справку, истоки которой лежат в наивной части нашей идеализации, самообольщении.
Нам поставили в упрёк растрату тысячи долларов. Почему нас, собственно, так наказали? Нас увольняла мифическая комиссия. Кто отвечает? Чьё решение? И кто обвинители?
У меня всегда будут эти вопросы; я живу в этих вопросах: почему нас так жестоко допрашивали? Почему так жестоко с нами обошлись? Почему — несмотря на все Яшины заслуги? Мы просили снисхождения, мол, внедрение другой культуры. Даёт ли вообще перенести себя чужая культура?
Почему тысяча Эксоновских долларов вызвала такое?
Блюстители Эксоновских денег ездили в Остин, звонили в Италию, в Нью–Йорк, в Ан-Арбор, тратили время всех сотрудников, истратив на расследование более семидесяти тысяч, заботясь о «чистоте» тысячи?
Остаюсь при неизвестности.
И без Яши, оставившего жизнь без себя.
Его высшее «Я» вступило в глубочайший конфликт с миром. Его сильная воля обернулась против него же. Его высшее «Я» пришло к отрицанию себя в этом мире.
Высший «Сам» перестал апплодировать, и Земной без звуков одобряющих апплодисментов умирает.
Сразу после — боясь моего резкого возмездия — три дня Эксоновский центр охранялся вызванным отрядом полицейских, сидевших на деревянных вышках под палящим солнцем с моей фотографией, — проверяя, не проберусь ли я с пистолетом учинять расплату.
Один из полицейских, приняв Таню за меня, долго сравнивая фотографии, был даже несколько смущён своим охранительством.
Кого и что?
