Америка, Россия и Я | страница 151



В восьмиугольном, сером строении, со светом, идущим из верхних щелей, никого не было, кроме сидящей на полу в позе лотоса странной своеобразной дамы «улетевшей в астрал», и обнимающих торжественное восьмиугольное пространство восьми пустых полотен работы Марка Ротко.

Сразу мелькнула мысль о ложности ощущения и каких‑то уловках. Смотрю во все стороны, переводя взгляд с тёмно–зелёного полотна на тёмно–фиолетовое, соединяя их взглядом, потом на тёмно–серое, обращаю взгляд назад.

Безмолвная кажущая пустынность полотен приходит в движение…, и сгущённые, сжатые красками миры одушевляются… разряжаются! Картины начинают шевелиться! Появляется упоение глубокой перспективой, и кажется, вступаешь во взаимодействие с миром — духом художника, размазанным шваброй по полотнам. Из глухих, немых, упрощённых полотен, из темноты ночи вырисовываются города, улицы, замки, дома, горы, миры… вечность. Как хорошо там! Моё мимолётное, испорченное время встречается с глубинным.

«Напряжённая таинственная дуга между осознанием вещей» — его миров и моих — возникла! И только цветом, как говорит Яша, Марк Ротко передаёт состояние. И только что производит тревогу, и только что оживает? И как привлекательно волшебство внутри нас!

— Капелла Ротко делает Хьюстон не провинциальным, — говорит Яша. И всегда показывает её всем нашим гостям.

Прошло больше трёх месяцев моего бессмысленного «болтания» в Хьюстоне, как одним днём Яша мне радостно сказал, что меня примут к ним в группу научно–исследовательского центра фирмы «Эксон» что‑то делать.

Ещё в Вирджинии, на первой работе, я научилась нажимать на кнопки компьютера благодаря секретарше Клер, боявшейся дотрагиваться до него и часто меня просившей потрогать кнопки вместо неё, и я, овладев в совершенстве троганьем, похвасталась этим в резюме: «видела компьютер»!

После формальностей и невероятно странного экзамена на инстинкты (я подробно о нём расскажу в другом месте), составленного американскими психологами–умниками, я оказалась в брюхе, в сердце «акулы капитализма» или «империалистического слона» — в научном центре второй или первой по обороту бюджета, значительности, богатству, престижу фирмы мира.

Двери для вхождения в этот центр мировой геолого–химическо–нефтяной науки открываются твоей фотографией, влитой в кусок пластика, а после вхождения обязательно прикреплённой к какой‑нибудь части твоего наряда.

У комсомольского значка, висящего на титьках, было своё место, а этот «хвостик», часто не зная, куда пристегнуть, свободно болтался у меня где попало.