— Может, переженим всех русских на американцах? — сказал кто‑то. — Соединим два «излишества» вместе? Разбогатеем, как в Америке, и начнём страдать, как в России?
— Наши друзья Трегубовы караулили тут дом одного богатого старичка, и на его вопрос о жизни евреев в России сказали ему какую‑то правду. — Нет! нет! Не рассказывайте, не расстраивайте! Не расстраивайте меня! — произнёс старичок.
Помните, как наш русский старичок, живя сам в нищете, жалеет «мериканцев», — тоже не хочет знать правды — ему лучше на душе становится от своей жалости–завышения и незнания. Оба старичка и «наш», и «ваш» — не хотят нарушать своего внутреннего баланса хорошести, — хотят незнания — оба заботятся о себе, охраняя своё неведенье.
«Наше» и «ваше» добро соединились? в знаке вопроса.
— В России, как вы думаете, Диана, когда будет достигнут уровень такого же материального благополучия, как в Америке? — спросил зашедший студент.
— Не расстраивайте меня! Не расстраивайте!
На последних наших встречах мы обсуждали наш выбор: Яшин договор заканчивался, и он, уже имея опыт и рекомендации, получил три хороших предложения: или поехать в Колорадо консультантом одной фирмы, или — в Чикаго в университет профессором, или — в Хьюстон в фирму «Эксон» на высокую научную должность. Выбор был настолько мучительным, что мы несколько дней находились в невменяемом состоянии, со всеми советовались, сомневались.
Или — Или — Или. Если туда то — то, а если туда — то это.
Мы выбрали «Эксон». Почему? Яша считал, что у него в руках будет вся информация о распределении нефти по миру. Он хотел создать теорию о происхождении нефти, связав её с происхождением жизни. Это оказалось связанным, но как? Кто‑нибудь когда‑нибудь это рассмотрит.
Почему наш выбор был таким?
Задним числом, при взгляде назад, у меня есть искушение написать кое‑что «о выборе» — как не изменять (или изменять) самому себе, о верности и сознании того, как одна сфера твоего существа — детская и другая — взрослая, должны оставаться верными одна другой, о цельности натуры и оставании самим собой.
Что я такое позволяю? — забираясь туда, где женщине решительно нечего делать? Пожалуй, это вызовет такое недоверие и такой смех. Сама бы ухохоталась, если бы кто‑нибудь сказал, что я осмелюсь на такое?! Быть может, лучше хохотать, чем тошнить, как от большинства современных произведений?! Однако, чтоб меня сейчас не высекли, я замолкаю. Особенно боюсь любимого немецкого философа, входящего к женщинам с плёткой… Когда‑нибудь я хочу укусить его за ушко, если подрасту и встану на цыпочки, однако…
