Так Юра резюмировал свою жизненную правду и пригласил нас отведать выловленную из своего озера рыбу, зажаренную Ингой целиком. Несмотря на разницу во вкусах на искусство, на тиграшек, крестики и выкрутасы, кушанье из рыбы оценили все как изысканное. На рыбе все вкусы сошлись.
Из‑за снеговой занесённости и недоступности наши встречи с Солоневичами прервались на целую зиму, и только по весне мы увиделись, пригласив их к нам на ужин, устраиваемый нами в честь приезда гостей: нашей приятельницы Рахили, с двумя близнецами Пашей и Егором, друзьями Ильи, Павла Литвинова с семьёй и Андрея Амальрика с женой.
— Вхожу с первого этажа, а оказываюсь на втором — как это так? — удивилась Рахиль, войдя в дом.
— И я всё время удивляюсь этому входу.
О каждом из ожидаемых гостей Рахиль что‑то знала и слышала:
— Я привезла из Москвы наказ от писательницы Евгении Гинзбург: отыскать где‑то в Америке Ивана Солоневича и передать ему от неё глубочайший поклон — настоящему мужчине и человеку. Это он?
— Нет, это его сын Юра, а Иван умер в Венесуэле или убит КГБ, как думает Юра. И поклон передадите сыну.
— Жену Амальрика зовут Гюзель, она татарка, я с ней была знакома в Москве.
— Я тоже немножко татарка — трудно сказать, на какую часть, — дедушкин дедушка был татарин. Восток и Запад соединяются в любом русском лице.
— Я знакома с отцом Маши Литвиновой — Львом Копелевым — мы были соседями в Москве, он тоже настоящий мужчина, — произнесла Рахиль, а в дверях появились Литвиновы и Амальрики.
Кажется, что Рахиль знала всех.
— У вас такой запах варёного лука по всей окрестности — это моё любимое лакомство, сваренные головки лука, — сказала Гюзель, сразу же ошарашив меня таким своеобразным вкусом и дикой красотой глаз.
Некоторые изящно–странные человеческие лакомства я помнила с детства: накрошенный в подсолнечное масло чёрный хлеб с луком и солью — любимое кушанье моей Рязанской бабушки; оладьи из сырой картошки, кулеш из пшена, ржаной пшеничный кисель на опаре, — обожала моя Калининская бабушка и тётки. Однако голый варёный лук?! Как эта татарка не стыдится своего вкуса! Спорят о вкусах? Или нет?
— Я подарю вам целых две, — сказала я, — и подам их на отдельном блюдечке с золотыми ободками. И, достав из красно–бурого борща две светло–лиловые луковицы, — пригласила всех к столу. Пока рассаживались, подъехали Солоневичи.
Бегая туда и обратно, от детского кухонного стола к главному столу взрослых, я не принимала участия в разговоре, и только после того, как дети покинули кухонную территорию, я услышала, как Андрей Амальрик рассказывал лагерную историю об убийстве одним человеком другого из‑за бутылки кефира.
