…Старуха стояла во дворе и смотрела на меня, как Мюллер на Штирлица. Или как Штирлиц на Мюллера — это кому как больше нравится. От неожиданности я споткнулся и снял косу с плеча. Под пристальным взглядом прислонил ее к стене сарая.
— Ты кто? — спросила старуха голосом прокурора.
— Илья, — раскололся я.
— Что делаешь?
— Траву кошу.
— По какому праву?
— Ну… — замялся я и, подумав, сказал робко: — Это теперь мой дом.
— Документы! — железным голосом потребовал прокурор.
Я вынес паспорт и свидетельство о наследстве. Старуха изучила паспорт, тщательно сверила фото с оригиналом, затем рассмотрела свидетельство.
— Ты и есть племянник? — спросила уже мягче.
— Двоюродный, — уточнил я.
— Здоровенный какой! — вздохнула она и вернула документы. — Давно приехал?
— Сегодня.
— На могилке был?
«Не знаю, где она», — хотел я ответить, но не решился. Взгляд старухи не сулил доброго.
Я вздохнул и покачал головой.
— Идем! — приказала она.
Я сунул документы в карман и запер дверь.
Мы шли по улице, размытой летним дождем; старуха семенила рядом, то отставая, то забегая вперед. Лужи она осторожно обходила. Я украдкой разглядывал гостью. На ней был ситцевый халат не первой свежести и стоптанные тапки с задником. Серые от седины волосы стянуты в пучок резинкой на затылке. Гостья оказалась не такой старой, как показалось вначале, — лет шестидесяти. Одутловатое лицо, усеянное родинками, сизоватый крупный нос, поджатые губы…
— Простите, — сказал я. — Вас как зовут?
— Глафира, — сообщила она и, подумав, добавила: — Семеновна.
— Дяде вы кто?
— Соседка.
На моем лице, видимо, отразились чувства, потому что Глафира обиделась.
— Да я, если хочешь знать!.. С Павловичем!.. Душа в душу! Сорок лет! Это он мне за домом велел присматривать!
— Извините, Глафира Семеновна, — сказал я искренне. За домом, как я убедился, смотрели истово.
— Пришли, — сообщила она, показывая рукой. — Кладбище.
Мы миновали калитку и стали пробираться меж могил. Они располагались тесно, едва не смыкаясь оградами. На кладбище, как я заметил, упокоились многие поколения горожан: могилы со стороны входа были с коваными оградами и такими же крестами, явно вековой и более давности. Затем шли оградки из арматуры с памятниками из мраморной крошки или крестами из водопроводных труб. И только в дальнем конце стояли костяшки из габбро, обрамленные столбиками с цепями. Глафира подвела меня к холмику в углу.
— Вот! — сказала, всхлипнув. — Встречай, Павлович, племянника.
