— Вы Львовича помните? — спросил я у все еще счастливо улыбавшегося Клима.
Улыбка на его лице замерла.
— Конечно, помню… — сказал он, прищуренно глядя на меня. — А вы что, его родственник?
— Нет.
— А немного похожи…
Разговор покатился под откос и надо было его или заканчивать, или же взять под контроль.
— Мне кажется, ко мне случайно попала одна ваша рукопись… — сказал я.
— Да ну? — удивился старик Клим. — Это какая же?
— Ну не совсем рукопись, а комментарии к «Кобзарю» Шевченко… кстати, очень интересные.
Старик дотронулся до своего плохо выбритого подбородка и снова пристально глянул на меня.
— Комментарии?.. — повторил он вслух. — Это не мое… Я писал другие комментарии… А этот «Кобзарь» тоже к вам попал?
— Да, комментарии ведь на его полях…
— А что за книга? Обычная? Какое издание? — осторожно спросил старик.
— Не совсем обычная… Вроде матрешки. Вложенная в том Толстого.
Старик кивнул и снова улыбнулся, глядя на асфальт под ногами.
— Ишь ты, выплыла! — тихонько проговорил он. Потом снова поднял голову, посмотрел на меня уже не пристально, а как-то спокойно и расслабленно.
— Если у вас есть деньги на бутылочку сухого, приглашаю вас в гости!
Деньги у меня были, так что после недолгого следования по маршруту: скверик — гастроном — ул. Шота Руставели, мы оказались в просторной комнате с высоким потолком, утяжеленным лепниной и зигзагами трещин. В комнате стояли два шкафа — книжный и платяной, оба старые, добротных пятидесятых. А вот маленький столик, скорее годный для кухоньки какой-нибудь микрометражной квартиры, смотрелся в этой комнате карликом-уродом.
Старик вручил мне ножик.
— Вскройте «сухарик»! — сказал он и вышел в коридор. Вернулся с двумя стаканами.
— А вы, как порядочный человек, меня в гости позовете? — спросил он вдруг с улыбкой.
— Конечно, — пообещал я.
— Тогда я вам кое-что покажу! — Старик отошел к книжному шкафу, открыл дверцу.
— Вот. — Он вытащил с нижней полки толстенный том.
Я взял книгу в руки — это было академическое издание «Кобзаря». Приятная шершавость коленкора порадовала руки — есть вещи и вещества, прикосновение к которым приносит чуть ли не физическое удовольствие.
— Вы откройте. Откройте! — проговорил старик. Я открыл. Передо мной снова была книга-матрешка. В вырезанном нутре «Кобзаря» лежала другая книга, поскромнее, хотя тех же лет издания: Достоевский, «Идиот». Я поднял вопросительный взгляд на Клима. Он улыбался, но не мне, а скорее своему прошлому, внезапно потревоженному моим появлением.
