Излишне стыдливые критики обвиняли Tirant lo Blanch в непристойности. Я не разделяю их точку зрения. Эта книга значительно более забавна, чем большинство рыцарских романов, и уж, конечно, куда более реалистична (Сервантес был в этом смысле прав). И все же в отношениях между героем Тирантом и его возлюбленной дамой Кармесиной строго соблюдаются идеалы рыцарства, хотя в некоторых случаях герои едва удерживаются от грехопадения. Здесь достаточно материала, чтобы доставить удовольствие как любителям поэзии трубадуров, так и тем, кому нравились более грубые истории, сочинявшиеся авторами книг о проститутках и своднях.
Популярный персонаж — сводня — в Тиранте представлен не кем иным, как самой принцессой Плазердемивидой, которая помогает влюбленным и исполняет обязанности посредницы между ними. Она весьма откровенна, хотя скорее на словах, чем на деле,— эта черта характера испанских женщин вводила в заблуждение иностранцев на протяжении многих веков. Правда, на взгляд излишне щепетильного читателя, Плазердемивида заходит, пожалуй, слишком далеко, когда прячет Тиранта в ванной комнате Кар-месины, дабы юноша мог увидеть, как девушка раздевается. При этом она, притворяясь Тирантом, довольно-таки сладострастно касается тела Кармесины. Подобная сцена происходит и позже, в спальне девушки. Тирант, однако, считается с желанием Кармесины сохранить невинность и отказывается совершать поступки, не одобряемые дамой его сердца. Он настолько романтичен, что велит украсить драгоценными камнями чулки и башмаки, которые некогда носила Кармесина, и целует своей даме ладонь, что, как отмечает автор, служит знаком любви, в отличие от поцелуя в тыльную часть руки — знака всего лишь вежливости. Плазердемивида считает, что влюбленный должен всегда служить возлюбленной, кладя к ее ногам любовь и честь, но при встречах наедине, в спальне, излишняя учтивость неуместна, и порицает Тиранта за его робость.
Средний влюбленный, должно быть, имел обыкновение распускать руки, подобно Калистону, которому слабо пытается сопротивляться Мелибея из Селестиньг. «А поскольку ты, сударь, служишь образцом учтивости и хорошего поведения, посуди сам, как можешь ты в здравом уме требовать от меня разговоров, в то время как сам не способен управлять даже собственными руками, держа их при себе? Почему бы тебе не забыть об этих шалостях и не понять, что их пора прекратить? Прикажи своим рукам вести себя спокойно и вели им оставить свои отвратительные привычки. Подумай, милый мой, о том, что твое спокойное и вежливое поведение есть величайшее счастье для сердца моего и взора; грубое же обращение мне неприятно. Благородные манеры мне нравятся, но твои бессовестные руки меня оскорбляют, особенно когда они переходят все разумные пределы.
