– Красивая?
– Ну как… Я сочинять не буду, я за свою жизнь раздел, чтоб догола, баб – ну, не больше двадцати. Знаешь, все очень похоже. Рты, животы, некоторые места вовсе – один в один. Особенно лежа. Трудно сравнивать. Но вот у нее, например, было три груди.
– Что?
– Три груди. Ну в основном у всех две. Бывает одна, но вот три – реже. Вот у нее. Мать, да куда ты пошла? Я ж не считаю твои! Вон какой у тебя зад, да я люблю тебя…
Озяб так, что бегом домой, грея пальцы, – дыхание зримо клубилось, у ворот голосила влекущая меня беременная с крашеной челкой: «Жалко зеленого саду, зеленого саду…» Запевала сызнова, но уж потоньше; я двинулся рядом – курносая такая, и ротешник; обнял раздавшийся стан и враз согрелся, почуял: надо!
– Что это вы только одну песню поете? А?
– Какую готовим – такую поем.
– Вместе вообще здорово поете! – Как и предвиделось, в конце дорожки она завернула и уткнулась в меня, я, сообразив, что живот к животу не сойдемся, подхватил ее с боку, поцеловал в шею, а руки уж и не знал, как расположить.
Она гордо ответила:
– Наш хор по области первое место держит.
Ее осторожные руки, запутавшись в моем свитере, последовательно расстегнули рубашку и чертили сладостную азбуку на теле – неужели на лавке?
– Хор…
– Здесь и есть – наш хор. Придумали: красиво, когда беременные поют на веранде. Гостям понравится. Нас и попросили.
– И ты…
– Я-то ничего… А вот у нас шестеро незамужних и столько же на пенсии. Вот им пришлось.
Она помолчала и высвободила руки.
– Что-то ты сегодня без настроения.
Я потоптался и ушел спать. Холодно. Когда ж затопят?
Стриженый дуб Время «Ч» минус 8 суток
– Посмотри. Так…
Так ветер сносит листья. Уже коричневые, так податливы. Ветер не виден, просто зашипят кроны, а стихают – листья тронулись, сходят в сторону, словно облако, – и бабочками оседают, раскачиваясь и мешаясь, как живое, путаницей застревая в ветвях, садясь на темя часовым ребятам. Опять ветер. Сухой, насекомый шорох и новая стая. Смотри. И там. Сдирает платок с качнувшейся ветки – осыпается шелуха. Ветер, деревья обсыпаны по колени, не могут ступить. Опять зашипело, шелест. Снимаются… все.
От середины дорожки мы пошли еле. Незнакомый верзила успокаивающе выставил в ладони удостоверение.
– Лейтенант Заборов. – Он сбивал целящие в морду листья, раздутый, как грузчик, пригладил залысины. – Усиленно сопровождаю, по факту угроз. Клинский решил милицию не трогать, их как раз на листопад двинули. Потихоньку. – Он вышел первым за ворота. – Кто не спрятался, я не виноват. Сердюк, чей там зад из-за столба? А вы беседуйте, не обращайте внимания.
