— Андрей, — едва слышно ответит он, еще плохо соображая, где и зачем находится.
— Служишь здесь, сынок?
Старая цыганка внимательно разглядывала Арсеньева.
— Да, летаю вот… — Андрей показал рукой на небо, по которому плыли легкие белые облака. — Служу в общем.
— Летаешь? — удивилась старая женщина.
— Ну да, летаю, — подтвердил Андрей, — я ведь летчик.
— И что же привело небесного странника к нашему земному народу?
Арсеньев вкратце и вполне тактично рассказал старухе о том, что волновало его командира. Она помолчала и, повернув к нему неподвижное свое лицо, спросила:
— Чем же может табор помешать вашим железным птицам? И что плохого, если люди послушают наши песни? Или нехорошо поем?
Андрей смутился.
— Нет, хорошо, конечно, очень хорошо, но ведь здесь нельзя вам быть. Здесь аэродром… военный… — растерянно сказал он, внутренне сожалея уже, что не слышат этих песен.
Старуха смерила его гордым взглядом и непонимающе пожала плечами:
— Почему же тогда нельзя, если мы никому не мешаем?
«О, господи! — подумал про себя Арсеньев. — Ну как мне объяснить этой древней старухе, почему нельзя располагаться табором на территории воинских подразделений? Для нее ведь все параграфы и положения военных уставов — чушь, о которой даже говорить невозможно.»
Андрей уже было, собравшись с духом, решил найти доступные слова, но в этот самый момент вновь появилась девушка, в руках у которой был тяжелый медный чайник, и он, снова пораженный ее магической красотой, тут же растерял не только все слова, но и мысли. Окаменел капитан и не в силах оторвать от красавицы взгляда сидел он безмолвно, зачарованный неземной прелестью ее смуглого лица и завораживающей пластикой грациозных движений.
Все тот же напевный голос старухи и в этот раз вернул его, к действительности:
— Что, Андрей, понравилась внучка?
Глаза старухи понимающе улыбались. Он взглянул в эти светящиеся мудростью, прозорливые глаза цыганки и вдруг совершенно неожиданно для себя откровенно выдохнул:
— Понравилась.
— Что ж, и неудивительно, — доброжелательно произнесла старуха. — Твое дело молодое, а Ляна моя, и правда, красавица.
Она помолчала, проницательно посмотрела на парня и, вздохнув, добавила:
— Только влюбляться в нее тебе не стоит. Она родилась и умрет свободной, а ты хоть и крылатый, да крылья твои железные и летят — куда прикажут. У нее же душа крылата, а разве могут сравниться даже самые вольные птицы с полетом свободной души? Разная у вас жизнь. Вот и выходит, что не пара вы с ней.
