Странно быть в доме без нее. Я сижу на месте Сигрюн. Мне еще непонятно, насколько я могу быть с ним откровенным. Я сижу, скрестив ноги и глядя в окно, и испытываю неловкость. Словно мои чувства слишком очевидны. Словно он может видеть и читать их, даже если я не говорю ни слова.
Но пока что он ничего не замечает. Он возится на кухне. Достает бутылку водки, две рюмки и наливает нам обоим.
— Я думал, что ты не пьешь, — говорю я.
— Учителя не должны пить в присутствии учеников, это ясно. Да у нас и нет такой потребности. Хотя мы обычные смертные, как все. Я пью, только когда здесь нет Сигрюн. — Он садится. — Ты еще этого не понял?
— Что я должен был понять?
— Что Сигрюн любит выпить.
— Я тоже люблю выпить.
— Нет. Ты пьешь иначе. Ты пьешь открыто, если можешь. Во всяком случае, не обращаешь внимания на то, что про тебя подумают. А Сигрюн пьет по-другому. Она прячет бутылки.
— Но это не отражается на ее работе?
— Никогда. Или почти никогда. Хотя откуда мне знать? Ведь я не живу в Киркенесе.
Да, думаю я. Не живешь. И контролировать ее не можешь. Так же, как я не мог контролировать Марианне, когда она покидала дом на Эльвефарет. Неужели до него не доходили сплетни о Сигрюн? Знает ли он, что даже Ребекка Фрост в далеком Осло слышала разговоры о районном враче Сигрюн Лильерут? Мы смотрим друг на друга. По-моему, он что-то понимает, думаю я. Но как бы то ни было, а этот разговор начал он.
— Можно послушать музыку, — предлагает Эйрик.
— Не надо. — Меня охватывает неприятное чувство. — Давай на этот раз обойдемся без музыки.
— Мне тоже сейчас не до нее, — признается он. — Только не сегодня.
— Почему нам с тобой сегодня не до музыки? — спрашиваю я.
Эйрик начинает смеяться. Он не хуже меня понимает абсурдность нашего разговора. Его смех разряжает атмосферу. Я тоже смеюсь.
— Да, так почему же нам сегодня не хочется слушать музыку? Разве плохо ее сейчас послушать? — спрашивает он и смеется до икоты. — По-моему, именно в такой вечер нам не помешает немного музыки.
— Там стоят Шуберт, Бах и Бетховен, — говорю я и смотрю на собрание пластинок на высокой книжной полке. — Великие шедевры.
— Ну и пусть себе стоят с богом, — серьезно говорит он.
Мы больше не смеемся.
— Ты хотел о чем-то поговорить со мной?
Он оглядывает комнату.
— Ни о чем серьезном. Правда. Хотел только убедиться, что тебе хорошо. Меня немного удивляет, что тебе захотелось жить здесь, у границы, вместе с нами.
— Здесь хорошо. По-моему, замечательно, что вы живете здесь одной семьей. У вас столько возможностей. Я бы хотел вырасти в таком месте.
