— Согласен. Но нам надо сделать выбор.
— Понимаю, — с улыбкой говорит она. — На первом месте занятия. На втором — траханье?
Я смеюсь и качаю головой. Она сердится.
— Это из-за Сигрюн, да? Ты уже по уши втюрился в эту даму? Тебе нужна только она?
— Не надо так говорить о ней! Во всяком случае, не так! Пожалуйста. Когда-нибудь потом я тебе все объясню.
— Ну, тогда можешь учить меня играть на пианино, — мрачно говорит она и садится за инструмент.
Я не знаю, что говорить. И что делать. Таня так же страстно тоскует по чему-то иному, как и я сам. Меня это трогает. Я не спускаю с нее глаз. Она все больше напоминает мне Аню. А Сигрюн — Марианне. Или это только игра моего воображения? Но ведь я знаю, что это так. Сигрюн похожа на Марианне, как могут быть похожи только сестры. Сигрюн лечит. Таня вызывает тревогу.
— Что-то не так? — испуганно спрашивает Таня; она чуть не плачет.
— Все в порядке, — успокаиваю я ее. — Прости, я просто задумался. Ты напоминаешь мне одну девушку.
— У тебя такое богатое прошлое? — сердито спрашивает она.
— Она умерла.
— И я напоминаю тебе покойницу? — Таня с любопытством смотрит на меня.
— Да. Но дело не во внешности. Все дело в обстоятельствах, в которых мы сейчас находимся.
— Это была Аня?
— Да.
— Имя тоже похоже.
— Не думай об этом.
— Конечно, я буду думать. И я не хочу ни на кого быть похожей. Тем более на покойницу.
Я долго молчу.
— Аня тоже тосковала по чему-то новому, — говорю я наконец. — Во всяком случае, мне так казалось. От нее ждали многого, она была совсем юная.
— Кто ждал?
— Ее родители. Вернее, отец. И учительница музыки. Аня была бесподобной пианисткой, а ей не было еще и шестнадцати.
— У тебя с ней что-то было.
— Да. Нет. Не так. Мы с ней переспали. Но она находилась в это время где-то очень далеко, если ты понимаешь, что я имею в виду. Удовольствия от этого она не получила. Между Аней и жизнью стеной стояла музыка. Музыка давала ей ту свободу, которую человек ощущает в тюрьме. Постепенно он уже не может обойтись без преград.
— Это я понимаю. — Таня кивает. — Свобода появляется тогда, когда возникают рамки.
— Именно так!
— Мои родители свободны в рамках своей церкви. Церковь учит их всему, чего они не должны делать. Поэтому они любят то малое, что им разрешено.
Я смотрю на нее. Теперь она серьезна и сосредоточенна.
— Знаешь, я даже завидую этой Ане, — говорит Таня. — Она могла делать то, что нравилось ее родителям. А я только сердилась и перечила им, потому что терпеть не могла ни их Бога, ни их церковь. Хотела идти своей дорогой. Но на такой дороге не бывает учителей. Кроме парней, конечно. Для простейших задач они годятся.
