Невдалеке от места, где стоял дом колонистов, находился лес (точнее овраг, заросший лесом). Там они заготавливали дрова. В нескольких десятках метров в другую сторону протекала река, один из притоков Арканзаса.
Поселившись на ферме в конце октября, колонисты убедились в том, что дом, в котором было только два помещения, им мал. Главным занятием на зиму стала пристройка к дому «избы», а также сооружение дополнительных хозяйственных построек. Забегая вперед, скажем, что строения эти получились неудачными из-за отсутствия навыков: в стенах и крыше «избы» были щели, через которых помещение продувалось насквозь; один сарай упал, когда о него почесалась корова. Строительством занимались главным образом, Н.В. Чайковский и В.И. Алексеев. На долю остальных выдались хозяйственные работы: заготовка дров, приготовление пищи, уход за скотом. Хозяйственный
С.Л. Клячко больше других занимался покупками и, соответственно, часто отлучался в город. Коммунары по очереди дежурили на кухне. Главной обязанностью дежурного было приносить и греть воду, что было особенно обременительно во время стирки. Экономя тающие общественные деньги, коммунары начали сами шить себе одежду. Получалось это только у Е.А. Маликовой, но даже сшитая ею одежда получалась, мягко говоря, «мешковатой» [79,241].
К весне коммунары приобрели еще двух коров и двух лошадей. Землю свою засадили кукурузой, а на пяти акрах посеяли пшеницу. С началом полевых работ жизнь в коммуне сильно изменилась: мужчины ушли на поля, а на долю женщин пришлась почти вся домашняя работа и уход за скотом. И те, и другие, работали по одиннадцать часов в сутки, до упаду [67,67]. В быту сильно сказалось неумение организовать собственный труд. Маликов рассказывал позже:
«Над чем американец проработает полчаса, не торопясь, хладнокровно, настойчиво и сделает в десять раз лучше нашего, мы, горячась, проводили по целому дню» [65].
Тем не менее, новизна обстановки, надежда на то, что жизнь вскоре наладится, вера в то, что со временем новые жизненные принципы найдут свое воплощение – все это позволяло поддерживать высокий эмоциональный тонус в коммуне. Немалую роль сыграло и то настроение, которое приходит к интеллигенту в тот момент, когда у него получается работать руками, когда созданные им (хоть и далекие от идеала) вещи находят применение в реальной жизни. Чувство победы над собой и природой у коммунаров было значительно более сильным, чем у тех их товарищей, что годом раньше пошли «в народ» под видом пильщиков дров, сапожников, каменщиков и т. п. Там все же определяющим было желание «приблизиться к народу». В сочетании с необходимыми правилами конспирации физический труд приобретал форму игры «в простую жизнь». Здесь же – в Канзасе – труд был самой жизнью. Точно так же (может быть только с лучшим результатом) трудились соседи: американцы и переселенцы из Европы. Это была жизнь ради труда и работа ради жизни. Преодолевая трудом «пропасть» между народом и интеллигенцией, о которой они слышали, а потом и толковали в России, «богочеловеки» невольно должны были испытывать укрепляющее чувство гордости.
