— Скажите, Липински здесь? — поздоровавшись, спрашиваю я (чистых брюк у меня почти не осталось, вот и осторожничаю).
— Нет, у него дела.
— Проводит зачистку? Или проворачивает какое-то выгодное дельце? — спрашиваю я, ухмыляясь и радуясь, что моим брюкам ничего не грозит.
— Не знаю, — морщит нос Мильфина. — Они не информируют меня о том, что собираются делать. Но, сам понимаешь, если у них что-то не получается, виновата во всём я…
Тут выражение её лица меняется с серьёзного на радостное, и она говорит совершенно другим голосом:
— Ах, ну разве они не прелестны? Посмотри вон туда! — И указывает на кучу вещей, украшенных ярлычками «Скидка 20 %», «Выгодное предложение» и другими в том же духе.
Я внимательно оглядываюсь, но большой разницы не замечаю — всё выглядит так же, как и несколько дней назад, когда я приходил сюда.
— Кто «они»? — переспрашиваю я.
— Носовые платочки! Такие хорошенькие, и стоили недорого!
— Какие носовые платочки? Где?
— Ах да, ты не видишь, их загораживают бумажные полотенца, — спохватывается она и подбегает к куче хлама. — Они тоже были по специальной цене. Представляешь, с рисунком в цветочек! Превосходно стирают пыль!
Я не хочу казаться невежливым и замечаю:
— Да, вещь полезная. Вот у нас в кафе…
— Ты знаешь, что с ними делать? — оживляется Мильфина, выхватывает из кучи две упаковки полотенец по десять штук в каждой и вручает мне. — Дарю!
— Спасибо. А теперь могу я поговорить с Кулхардтом?
— Он у себя в кабинете. Проходи.
— Вот так запросто? А если я отвлеку его от какого-нибудь важного дела?
— Кулхардта нельзя отвлечь. Тем более от важного дела, — отвечает она.
Захожу в кабинет, держа в каждой руке по упаковке полотенец. За пустым столом сидит Кулхардт, положив ноги на край, и смотрит в окно. Ну ни дать ни взять герой американского фильма! Гениально!
— Берри Блу, — говорит он, не отводя взгляда от окна.
Молчит несколько секунд а потом медленно поворачивает голову в мою сторону. Вот это движение! Ничего круче я в жизни не видел. Надо будет потренироваться.
Спусти целую вечность наши взгляды встречаются.
— Ты устроился работать уборщицей? — спрашивает он.
— Тогда уж уборщиком, — отвечаю я таким же ироничным тоном.
— Хорошо. Уборщик-малолетка.
Я весь напрягся, пытаясь придумать не менее язвительный ответ, но Кулхардт не дал мне и слова сказать.
— Неудобно было, да? — спрашивает он.
— В смысле?
— В смысле? В собачьей конуре.
— Вы знаете об этом? — спрашиваю я, от испуга роняя обе упаковки полотенец.
