Письмо не по адресу | страница 42
— С человеком, мужского пола! — срываюсь я. — Не с собакой!
— Одну минуту, пожалуйста.
На линии раздаётся щелчок.
— Да.
— Это герр Кулхардт? — спрашиваю я.
— Это герр Кулхардт? Да.
— Говорит Берри! Берри Кранц! Помните меня?
— Нет.
— Берри Блу, — слышу я свой отчаянный голос.
Полицейские слушают мои вопли, качая головами, но мне в упор не до этого.
— Угу.
— Я звоню вам из полицейского управления. Меня обвиняют в попытке нападения на лабораторию одной дамы, профессора Камиллы Марципан. Здесь, в университете. Но клянусь, я не имею к этому ни малейшего отношения! Мне нужны были кры… накра… В общем, не в этом дело. И я ни в чём не виноват! Пожалуйста, вы могли бы подтвердить, что я — это я? И что я ничего плохого не делал?
— Могу ли я подтвердить это? Нет.
— Но почему нет???
— Почему нет? Потому что я не знаю наверняка, Берри Блу, что ты ничего плохого не делал.
— Но…
— Выкручивайся сам, малыш. Тюрьма тебя чему-нибудь да научит.
Я лихорадочно соображаю, что ему сказать, как убедить его помочь мне.
Щёлк! Кулхардт вешает трубку.
— И? — спрашивает один из полицейских.
— Больше обратиться не к кому, — отвечаю я.
— Очень жаль. Вынужден сообщить, что, до тех пор пока ваша личность не будет установлена, мы вас никуда не отпустим.
Никуда не отпустим! Неслабо звучит, как ты считаешь? Как будто у нас вечеринка или семейный ужин у телевизора. Но речь-то шла совсем о другом: о тюремной камере! Вдобавок эту камеру пришлось делить с пьяным в стельку типом, которого засунули туда, чтобы он протрезвел. Запах перегара, который он выдыхал, был настолько убийственным, что даже волосы на моей голове, которые обычно напоминают связку торчащих в разные стороны штопоров, безжизненно повисли и выпрямились.
Наконец утром, когда я уже совсем отчаялся, решив, что родители отреклись от меня, появился папа, а с ним и долгожданное спасение. Разумеется, папу сначала допросили по всем правилам, но ему удалось всё же доказать, кто я. Он подтвердил, что я боюсь фейерверков, хлопушек и взрывов вообще (и кстати, это правда), так что мне и в голову прийти не могло мысли о том, чтобы взорвать университет… Короче говоря, меня отпустили; перед отъездом папа внимательнейшим образом проинспектировал содержимое своего драгоценного ящика и пересчитал все инструменты. По дороге домой родители не задавали вопросов и большей частью отмалчивались. Я рассказал им, что якобы поспорил с друзьями, смогу ли пробраться в лабораторию. Типа мы заключили пари. Родители выслушали меня, не задавая вопросов. Я так думаю, они боялись спросить меня напрямую и узнать правду, которая могла бы их испугать. Сначала «Клёцки валькирии», потом свиньи на беговых дорожках, а теперь вот ещё и ночь в тюрьме. Может статься, что в интернат скорее отправят меня, а не тебя…