Бедствия сыпались одно за другим. Плита, набитая газетами, соломой, щепками и углем, испускала клубы едкого дыма прямо на ароматные блюда. Сливки пролились в ледник, затопив все и вся, а в критический момент выяснилось, что Бразон задевал куда-то ключи от винного погреба.
Мсье Бонваль двигался, как в страшном сне. Дела пошли еще хуже, когда вспыхнула жестянка с жиром, сломалась ручка у любимой сковородки и перегорела лампочка. Селеста и ее избранник ходили, как потерянные, ибо он сломал венчик для сбивания яиц и закоротил холодильник, а она достигла новых высот, положив в белки соль вместо сахара и нарезав на доске, предназначенной для рубки чеснока, миндаль, употреблявшийся лишь в знаменитом апельсиновом суфле.
Раскрасневшийся, потный, со звериным блеском в некогда добрых глазах, мсье Бонваль пытался сохранить выдержку и рассудок перед лицом испытаний, взбесивших бы и святого.
Это было безнадежно. Пятница, пришедшаяся на тринадцатое число, еще не исчерпала себя. В то самое время, пока он сбивал ванильный соус, который подается к суфле (оно тем временем подрумянивалось в духовке), мадам Бонваль покинула свой пост в зале и вторглась на территорию мужа. Первый раз ее вера в его кулинарные таланты пошатнулась, и она совершила чудовищное преступление - открыла дверцу духовки в тот самый миг, как Бразон распахнул заднюю дверь и впустил порыв холодного ветра, сразивший суфле на корню.
Побагровев от такого святотатства, мсье Бонваль метнулся к плите, чтобы захлопнуть дверцу. В эту-то минуту бедная Мими решила в задумчивости пройтись по кухне и попалась под ноги хозяину. Тот споткнулся, выплеснул соус на плиту, отчего сразу же пошла ужасная вонь.
Тут в мсье Бонвале что-то сломалось. Истерзанный свыше сил, он отвел ногу и нацелил в тыльную часть Мими, повернувшейся к черной двери. Возопив от обиды, беременная кошка взвилась в воздух, как отвязанный дирижабль, и, величественно воспарив, исчезла из глаз.
Теперь мсье Бонваль обратился к людям. "Vache!" - заорал он на жену, "Animal!" - крикнул он Селесте, "Cretin!" - обругал он Одетту, "Cochon!" (Корова, скотина, дура, свинья (фр.)) - обозвал Бразона.
Ответ не замедлил. Бразон подал в отставку. Одетта исчезла. Селеста бросила фартук через голову и зарыдала, тогда как мадам Бонваль умчалась из кухни, поднялась наверх и заперлась в комнате. Бонваль сам отнес суфле и поставил на столик дегустатора, где оно издало слабый вздох, опустилось и стало плоским, как шапокляк.
