Капитан, приглаживая усы, улыбнулся ему. Улыбнулся открыто и ласково, что случалось с ним крайне редко.
— Я говорю, что есть средство выбраться отсюда достойно и законно. Уволиться честь по чести, с записью в аттестате.
Арагонца слова эти обескуражили:
— Я ж тебе толковал — Бискарруэс, который тут всем заправляет, не отпустит. Ты ведь знаешь, нет ходу из Орана, никому нет. Ну, разве что тем, кто, вроде вас, приплыл, постоял — и назад.
Алатристе покосился на трех девиц и понизил голос:
— Сколько у тебя денег?
Копонс нахмурил лоб, мучительно соображая, к чему бы этот вопрос — к селу или к городу? Потом понял, в чем дело, и замотал головой: дескать, куда там, и думать забудь, того, что я получил за набег, не хватит.
— Сколько, я спрашиваю? — настойчиво повторил капитан.
— За вычетом тех, что придется выложить за угощенье, эскудо восемьдесят наберется. Ну, еще какой-нибудь меди наскребу. Но я ж тебе сказал.
— Вот предположим, свезло тебе. Попал в Неаполь. Дальше что?
Копонс расхохотался:
— Зачем спрашивать? Без гроша в кармане в Италии что делать?.. Опять завербовался бы, ясное дело, куда-нибудь. Ловчил бы к вам, на галерный флот, попасть.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Я, мало-помалу выныривая из туманного морока, наблюдал за ними с живым любопытством. От одной мысли, что Копонс поплывет с нами в Неаполь, мне хотелось плясать от радости.
— Диего.
Это слово прозвучало скептически, однако искры упования разгорались в глазах арагонца все ярче. Капитан вымочил усы в вине, подумал еще немного и вот, решившись, тряхнул головой:
— Твои восемьдесят да те шестьдесят с чем-то, которые я получил за набег. Это будет… это будет…
Загибая пальцы над медным мавританским подносом, заменявшим нам стол, капитан, с четырьмя правилами арифметики управлявшийся не так споро, как со шпагой, полуобернулся ко мне. Я потер лоб, стараясь разогнать последние клочья тумана, застилавшего мне мозг:
— Сто сорок.
— Курам на смех, — отозвался Копонс. — Чтоб уволить меня вчистую, Бискарруэс затребует впятеро больше.
— Значит, еще пять раз по столько. Выходит. Иньиго, ну-ка, помножь. И сложи сто сорок да те двести, что я выручил в Мелилье за добычу с галеоты.
— Еще не спустил? — поразился Копонс.
— Нет, представь себе. Держу в тайничке на гребной палубе, а цыган из Перчеля — ему еще лет десять на галерах сухари грызть: зверюга почище самого комита — за ними присматривает. И дерет с меня за сбережение по полреала в неделю. Ну, Иньиго, счел? Сколько вышло?
